Цветины луга

Она повела их на стройку и собственными глазами увидела — словно для того только и пришла, — что туда и впрямь наехало много женщин. Если раньше то тут, то там мелькали работницы в ватниках и штанах, то теперь стройка рябила высокими прическами, короткими юбками, голыми руками и шеями. На фоне черных машин белели халаты, меж загорелых, измазанных машинным маслом и копотью мужских лиц мелькали нежные румяные щечки. Ей показалось, что стройка просто кишит женщинами. Пока ученики пожирали глазами машины, она рассматривала женщин, и ей казалось, что все они с высшим образованием, такие же специалисты, как и инженер, и в сто раз красивее ее. И вдруг она увидела его. Он шел с двумя девушками. Мара хорошо запомнила их лица.

— Все, экскурсия окончена! Пошли! — строго обратилась она к ученикам.

— О-о-о! — недовольно загудели ученики.

— Кому сказала? Ну! — крикнула она. Вокруг нее сгрудились более послушные. Но были и такие, которые делали вид, что не слышат. Они прилипли к машинам, и никакая сила не могла их оторвать. Мара послала за ними, но потом не выдержала и сама пошла их собирать по одному.

— Ну, пошли! Пойдем на опытный участок! Там поработаем! Хватит с вас! Целый час ведь на заводе!

— Нет, не хватит. Нам и дня мало!

— Вот закончите школу, всю жизнь будете здесь работать! Пошли! — и она повела прочь расшумевшуюся ораву.

Мальчишки на каждом шагу останавливались. Учительница подгоняла их, а сама все оглядывалась назад… С горем пополам доплелись до опытного участка, с неохотой принялись обматывать соломой молодые деревца, обкапывать их, готовя к зиме. Но дети есть дети! Скоро все огорчения были забыты, и поле огласилось гамом, визгом, смехом. Мара стояла в стороне. Ей было грустно, в глазах стояли слезы, что-то перехватило горло. Никто не знал, как она одинока. Школа заполняла собой дни и ночи, поглощала все ее время, но ей этого было мало. Были минуты, когда она не знала, куда деваться от тоски, и перед нею вдруг вставал вопрос: для чего все это? Учительниц, с которыми работала, Мара сторонилась. Она скрывала свои чувства, у нее не было подруг. Другие делились с ней своими переживаниями, а она молчала. Почему — сама не знала. Ей было стыдно выставлять напоказ то, что хоронилось в ее сердце. Это была ее тайна, и она ее ревниво берегла. Даже любимому вряд ли могла бы открыть ее. Она не любила раскрываться до конца, чтобы все было напоказ, как на витрине. Такова уж была она, Мара, таков был и весь ее род. У них было свое понятие об откровенности. Откровенность должна иметь границы. Она не могла, как другие, распахнуть душу и сказать: «Смотрите! Вот я какая!». Все голое ее отталкивало. Даже на себя голую не могла смотреть, казалась себе страховидной.

Мара делала это не для того, чтобы казаться привлекательней и интересней. Она не была кокеткой, которая любит играть с мужчинами, как кошка с мышками. Скрытность была ее врожденным качеством, она была замкнутой от природы. И чем настойчивее пытался кто-нибудь проникнуть в тайники ее души, тем непоколебимее было ее упорство. Она становилась совершенно недосягаемой и неприступной.

Несколько раз Дянко Георгиев пытался открыть запертую на десять замков душу Мары, но ничего из этого не выходило. Он понял, что если будет настаивать, то потеряет ее навсегда. И он отошел, решив, что лучше пока держаться на расстоянии. Некоторое время избегал встреч с учительницей. Она отвечала тем же. Дянко не знал, что у нее в мыслях, и выжидал. Но их разговор не прошел бесследно. Мара ему ничего не сказала, но однажды он увидел, что она ходит по домам подобно Игне.

— Ой, да как же так? Сидите дома, а кукуруза гниет неубранная. И не стыдно вам! Вы же на себя, на детей своих работаете.

Она стыдила нерадивых, и это оказывало свое действие.

— Эх, Велика! Нашла когда убирать и белить! Бросай щетку да иди на хозяйственный двор чистить кукурузу, а то она уже прорастать начала. В воскресенье приду с девочками из старших классов и побелим.

Каждому находила что сказать. Благодаря работе с детьми она знала все радости и беды их родителей, знала, к кому с какого боку подойти.

Она училась у Игны, полуграмотной крестьянки, как надо разговаривать с людьми, как находить слова, берущие за сердце, как завоевывать доверие. И хотя Дянко Георгиев ни о чем не просил, Мара поставила вопрос о помощи кооперативу на педсовете: