Цветной бульвар

Вставай, проклятьем заклейменный!
Твержу себе который день.
Смотри – какой лужок зеленый.
Смотри – кругом какая хрень…

Ну что ж, что бронхи заложило?

Усталая клокочет грудь…
Еще одна осталась жила.
Попробуй – про нее забудь.

Примолк невидимый охальник.

Хоть на придурков я не злюсь.
И завтра вечером в Глухарик —
Выходит так, что заявлюсь.

Там сторож мой ветеринарный,

Там ветеран сторожевой…
Там общий стиль – чуть-чуть бульварный,
Но все-таки – еще живой.

Там завтра петь, хоть и с бронхитом,

Я буду снова – гой, еси!
Уж так положено пиитам
В Москве да и по всей Руси.

* * *

Люди, собравшиеся на похоронах Асара Эппеля,
были похожи

на альманах эпохи оттепели.Не банкетный зал, а обычный морг,
лентой не обвязанный.
Кто туда пришел – не прийти не мог,
как военнообязанный.
Как я помню, снег все не шел, не шел,
утро безмятежное.
Снег – не снег, но пришел милой Польши посол,
лепеча что-то нежное.
Неизвестно, кто это мог сотворить, и какие поводы…
Только все принялись говорить, говорить,
будто это не проводы.
Будто это не морг – а вокзал, базар
и приморская улица.
И за этим – морг-морг – наблюдал Асар,
хоть немного осунулся.
Говорили без страха, без обиняков,
не сказать бы лишнее,

я таких прекраснейших языков

сколько лет уж не слышала!
Я бы всех усадила в свое «Пежо» —
обитателей птичников,
вот бы стало Москве моей хорошо
без этих язычников.

* * *

Да как, Москва моя, тебя покину,
Когда ты вся – преданье старины?
Вот только что коржавинскую спину —
Предательски видала со спины.

Все те же куртку-кепку-палку эту…

Неверный шаг, тревожное плечо.
Последнюю московскую примету,
Из тех, что не потеряны еще.

Я знаю все про эту двойниковость.

Про этих неопознанных родных.
В Нью-Йорке, под Москвой —
Оно не новость
В подлунном мире —
Тень миров иных.

Не догоню. Не выпрошу прощенье.

Совсем другой во мне
Клубится страх.

Москва готовит нам

Запорошенье.
Там впереди —
Пороша-порох-прах.

* * *

Что делает со мной Москва? Да голову снимает.
Зачем моя мне голова – семья не понимает.
Семья не смотрит на меня, но фыркает смешливо.
Что ни скажу – одна фигня. А я – неприхотлива.

А я себе не госпожа, хотя и не служанка.

Свернулась ежиком душа – в полосочку пижамка.
С трудом хожу, с трудом лежу, и есть и пить мне пресно.
Едва вожу свою «пежу». Мне все неинтересно.

Терплю и хаос, и террор – по признаку и знаку,

И все же вывожу во двор дрожащую собаку.

04.07.2013