Цветной Дозор

Старость? Альцгеймер? Просто слабая память в сочетании со вздорным характером? В конце концов, Сильвии не меньше двухсот лет. Но она же ведьма! Иные восхищаются ее интеллектом и специфической эрудицией! Она не могла забыть человека… Иную, отрисовавшую ей защиту всей гостиницы на чистой интуиции, не представляя даже приблизительно, что делает. В конце концов, Тави призналась хозяйке в убийстве. Не те сведения, которые легко отбросить и стереть из памяти.

– Ты не похожа на художницу, которую я когда-то наняла, – упрямо повторила Сильвия. – Ты – совсем другой, незнакомый мне человек.

Уголки ведьминых губ дернулись, будто она не сумела сдержать жестокую насмешку, и Настя вспыхнула от гнева, сообразив: старуха притворяется. Дурит ей голову вместе с остальными Иными.

– И этот человек вам не нравится, да? – сердито спросила она.

– Художница, которую я нанимала, не старалась всем нравиться, – равнодушно ответила Сильвия. – Плевать ей было, нравится она кому-то или нет. Хороша она для кого-то или плоха. Единственное мнение, которое ее заботило, – ее собственное…

Настя смущенно сникла. Оказывается, не только она скучала по лихой Тави. Но эльфийка была опасна. Нельзя возвращать ее сейчас, когда ситуация и без того критическая. Если объяснить Сильвии – она поймет. Она ведь тоже не любит шум и скандалы.

– После того как я уехала… – начала было Настя, но ведьма перебила ее:

– Я знаю, что случилось в Бангкоке. Да, ты ошиблась… Значит ли это, что больше нельзя решать самой? И ошиблась снова… Но это бывает со всеми, даже с Великими.

То же самое совсем недавно говорил Семен. Светлый маг и Темная ведьма единодушно оправдывали Настю. И в этом чудился подвох.

– Тави не ждала указаний, не молчала в тряпочку, не старалась не задавать лишних вопросов, – сердито говорила Сильвия. – Не позволила бы обращаться с собой как с овцой на веревочке. Не дала бы себя выкинуть, как приблудную шавку, – хотя бы из любопытства и упрямства. Не задвинула бы в угол собственные интересы.

– А знаете, это очень похоже на то, что Семен говорит о Темных, – вырвалось у Насти.

– Похоже, – кивнула Сильвия, и впервые по ее губам скользнула тень улыбки.

– Можно подумать, что вы меня склоняете… ну, на свою сторону, – осторожно предположила Настя и втянула голову в плечи, ожидая вспышки ярости.

– Да, можно так подумать. – Сильвия вздохнула. – А еще Тави умела доверять людям. И терпеть не могла сочетание черного с белым…

Настя бросила на ведьму загнанный взгляд.

– А что, если я…

Она оборвала себя, прислушалась. С веранды донеслись голоса; гулко загрохотал под ногами дощатый пол.

– Не уедешь сегодня? – тихо и быстро договорила за нее Сильвия. – В таком случае приходи вечером, поговорим. Тогда и решишь.

Настя медленно кивнула.

– А теперь марш отсюда… да не в эту дверь, глупая! – Сильвия пересекла кухню и распахнула низенькую дверцу, ведущую на задний двор. Настя скользнула в узкий проем и вдруг замерла.

– Ну что еще? – шепотом воскликнула Сильвия.

Настя смутилась так, что из глаз едва не брызнули слезы; хотела отмахнуться и бежать, но Сильвия смотрела на нее с ласковым нетерпением, и девушка все-таки решилась.

– А можно, я потом переночую у вас на кухне? – спросила она, и Сильвия беззвучно расхохоталась, хватаясь за грудь и обнажая бледные десны.

– Ночуй, – выдавила она, утирая проступившие слезы. – Если так боишься – ночуй. Но лучше бы тебе научиться забывать о своих страхах. И вообще – забывать.

– Спасибо, – одними губами выговорила Настя и выскользнула за дверь. Она уже почти пересекла задний двор, когда, приглушенный сохнущими на веревках простынями, ее догнал свистящий шепот ведьмы:

– И не забудь привести с собой Тави!

* * *

Настя сидела на пороге своей комнаты и, подперев щеку ладонью, терпеливо смотрела, как беснуется у крыльца демон-пишачи. Страха она больше не испытывала: видимо, уже пересекла какой-то таинственный предел, за которым следовало либо безумие, либо спокойствие. От эмоций остались лишь раздражение, усталость и смутное беспокойство по поводу близящегося вечера. Солнце быстро катилось к горизонту; скоро стемнеет, Сильвия будет ждать на кухне, а Настя, похоже, застряла здесь надолго.

Инквизитор Дингири окончательно потерял лицо. Смуглая кожа окрасилась в темно-синий, трупный оттенок; вместо плоского носа на лице извивался какой-то отросток – то ли клюв, то ли хобот. Инквизитор потрясал когтистыми кулаками и брызгал слюной. От изощренных английских оборотов не осталось и следа. Теперь Дингири предпочитал тамильский, и не надо было знать язык, чтобы понять: выражения Инквизитор выбирает самые скверные. Настолько, что бандитского вида Махинда, стоящий чуть поодаль, то и дело хватался за голову, а Темный Сиримаво как сложил брови домиком в самом начале разговора, так и застыл с выражением душевной боли и оскорбленного достоинства на аристократичном лице.

Видимо, Дингири тоже волновали близящиеся сумерки. По синей коже пишачи прошла дрожь – ни дать ни взять лошадь, сгоняющая назойливую муху, – и Инквизитор с видимым усилием вернулся в человеческий облик.