Снова слезы. Они душили ее, жгли веки, мешали видеть его глаза, обольстительные и нежные, как море. И все же она силилась улыбнуться.
— Просто я не могу… Не могу уехать. Хочу, чтобы ты любил меня. Всего один раз. Это все, что я прошу.
Кэтлин поняла, что больше никогда не увидит на лице Эм Джи такого изумления. Он превратился в статую. Прирос к полу.
— Кэтлин…
Она смогла лишь прошептать:
— Пожалуйста…
Наградой ей стала улыбка — одна из тех чудеснейших улыбок Эм Джи, когда от его глаз разбегались лучистые морщинки, а на щеке рождалась прелестная ямочка. Он поднес к губам ее руку и поцеловал ладонь.
— Ты убьешь меня.
И Кэтлин поняла, что тоже улыбается ему, а изнутри рвется долго таимое головокружительное ожидание.
— Ага, — ответила она задыхаясь. — Но ты умрешь улыбаясь.
Он не отрывал от девушки глаз с расширившимися зрачками и ласково гладил пальцами нежную кожу ее запястий.
— Боюсь, что не смогу отнести тебя в спальню.
Она хихикнула, приходя в неистовство от обещания, горящего в глазах Эм Джи.
— Хочешь, чтобы я тебя отнесла?
Он не ответил, просто привлек ее к себе одной рукой и поцеловал. Вторая рука, зажатая их телами, ощущала биение обоих сердец. Поцелуй был долгим, его губы — требовательными и страстными. Кэтлин задохнулась от этого поцелуя, ее голова откинулась так, что волосы рассыпались по плечам, щеки согревало его дыхание, соски налились, отвечая на его прикосновения. Сердце готово было выскочить наружу.
Наконец Эм Джи поднял голову и посмотрел на девушку. Его глаза смеялись..
— Ну что ж, кажется, я не рухну по дороге в спальню. А ты уверена, что хочешь именно туда?
Откуда-то из водоворота вызванного им желания Кэтлин ухитрилась выудить ответ.
— О да, — прошептала она, проводя языком по пухлой нижней губе и жадно ловя ответную улыбку. — Только туда.
Так они и сделали. Не разжимая рук, они вернулись в спальню, где провели вместе столько времени, где мир сужался до размеров уютного гнездышка, полного ожиданий и сюрпризов. Где — Кэтлин была в этом уверена — таилось множество удивительных открытий и сказочных чудес.
Но прежде чем лечь в постель, Тобин достал из своей чудесной коробки пакетик из фольги.
Кэтлин засмеялась.
— Какая досада!
Эм Джи только усмехнулся.
— Я же говорил. Здесь есть все, что мне нужно.
Расстегивая верхнюю пуговицу хлопчатобумажной рубашки, взятой из гардероба Стернов; Кэтлин подняла бровь.
— И часто тебе приходится пользоваться этим!
Эм Джи положил свою находку на тумбочку и избавил девушку от необходимости возиться с пуговицами.
— Это лежит здесь со времени Кеннеди и уже успело покрыться пылью. Довольна?
Кэтлин почувствовала прикосновение его пальцев к своей коже и улыбнулась.
— Да, — сказала она, глядя Тобину в глаза. — Очень довольна.
Девушка не могла понять, что доставляет ей большее наслаждение — когда Эм Джи расстегивает на ней одежду или когда трогает ее волосы. Она и не подозревала, как восхитительно следить за пламенем, которое разгорается в глазах Эм Джи, перебирающего густые пряди ее волос — сокровища, так долго скрываемого от людских взоров, а потом без раздумий врученного Тобину. Ее охватил озноб, тело содрогалось от наслаждения. Он легко опрокинул ее на спину и начал медленно раздевать, лаская руками, губами, взглядом. И минуты превратились в вечность, когда он бесконечно нежно и терпеливо открывал слишком долго запертую дверь и позволял войти наслаждению. Когда он наконец освободил Кэтлин от оков предначертанной ей судьбы.
Его руки заставили девушку испытать блаженство столь острое, что Кэтлин всхлипнула. Страстные, умелые губы вынуждали гореть кожу. Ее сердце стучало, как паровой молот, в жажде новых открытий.
При взгляде на его грудь, шею, широченные плечи, великолепные густые волосы почему вспоминались контрабандисты. Необыкновенные мужчины, жившие по собственным законам и предоставляющие другим право соблюдать условности. Мужчины, отличавшиеся силой и дерзостью. Очарованием висельников.
Она принялась неумело расстегивать пуговицы и наткнулась на бинты. Едва обратив на них внимание, стала ласково перебирать кудрявые волосы, выбивающиеся из-под повязки, изнывая от томления при виде его плоского живота, испытывая мучительное желание рывком стянуть с него джинсы. Стоило лишь подцепить ногтем тугую молнию и заставить его застонать от наслаждения.
Теперь он лежал на спине, весь в испарине, напрягшись. В глазах, полуприкрытых тяжелыми веками, горело нестерпимое желание. Она склонилась над ним — рубашка расстегнута, лифчик врезался в грудь, взятые взаймы чужие джинсы кажутся мучительно тесными. Стоило нагнуться, чтобы поцеловать его, как Кэтлин оказалась под ним, придавленная тяжелым телом, и увидела прямо над собой жадный рот, оскаленный в чувственной улыбке. Эм Джи целовал ее разметавшиеся по шее, лицу, груди волосы, изводил медленными прикосновениями, пока она сама не изогнулась навстречу и не притянула его к себе, требуя действий.