Цветочки Александра Меня. Подлинные истории о жизни доброго пастыря

Владимир Илюшенко

Для великой миссии Господь посылает на Землю апостолов («апостол» и есть «посланник»). Таким апостолом и был отец Александр. Он жил и работал в условиях тупиковой цивилизации, в расхристанном, расхристианенном обществе, где расчеловечивание в течение десятков лет было государственной политикой. И потому главной для него была задача собирания духовных сил, задача обновления христианства, придания ему нового облика и новой динамики. Но это обновление – одновременно возвращение к истокам, к первоначальной новизне, освобождение христианства от ржавчины, коррозии, языческих наслоений. Если не бояться громких слов, то надо сказать: миссия отца Александра состояла в том, чтобы евангелизировать полуязыческую Россию и тем самым повернуть ось мировой истории.

Священник Игнатий Крекшин

Отец Александр был учителем свободы, без него сама борьба за свободу была бы просто невозможна. В каждом человеке, приходившем к нему, он видел личность, каждому он помогал преодолеть «комплексы» рабства, каждого пытался вывести на путь подлинной свободы. Да, порой от него кто-то уходил, так и оставаясь в плену собственной несвободы, но он не хотел и не мог свободу навязывать. Потому что он сам дорожил свободой, свобода была его modus vivendi.

Его свобода проявлялась во всём: в повседневности, в общении с людьми, в независимости и продуманности суждений, в самостоятельности его богословского творчества, как бы дорого ему ни стоила эта самостоятельность. Более свободного человека я, пожалуй, не знал, разве только Андрей Дмитриевич Сахаров. У него был другой путь к свободе, другой опыт её обретения. Но оба – священник и академик – были внутренне свободны, и в этом я нахожу их глубокую личную связь.

Владимир Леви

Воистину, большое видится на расстояньи. С течением времени всё ясней, что Александр Мень – несравнимо больше, чем священник и пастырь, больше, чем учёный-библеист, историк и культуролог, больше, чем религиозный мыслитель и просветитель, больше, чем что бы то ни было выразимое. Соединение в одном человеке нравственного гения и интеллектуального, гения общения, гения веры и мысли, целителя ран душевных и воина духа случается реже, чем раз в столетие.

Константин Лунёв

Знакомство с отцом Александром – это пожизненный факт. Он влияет и на тех, кто при жизни его не знал. Но они его знают, они – его чада, потому что знают его дух, его душу, его служение, его биографию. К Александру Меню можно отнести слова, сказанные Гоголем о Пушкине: «это русский человек в его развитии, в каком он, может быть, явится через двести лет». Отец Александр – такая же универсальная личность благодаря этой его отзывчивости, свойству откликаться на всё.

Архиепископ Михаил (Мудьюгин)

Для меня отец Александр – человек, который является звездой первой величины на нашем церковном небосклоне. Именно как богослов и как человек, прокладывающий новые пути в русле, намеченном Христом Спасителем. Не просто новые пути, а в русле Христовом. Это для меня совершенно ясно. Это осознание и мне пришло не сразу, а пришло постепенно, по мере знакомства с его творениями. И конечно, решающее значение имеет его мученическая кончина, которую я рассматриваю как избранничество. Именно как избранничество – Господь удостаивает такой кончины очень немногих, потому что мученическая кончина является лучшим завершением святой жизни. Для меня это так.^[143]

Андрей Тавров (Суздальцев)

…Все пророки были переводчиками с Божественного на человеческий – на тот язык, который был в ходу на то время и в том пространстве… Александр Мень был мастером такого перевода.

…Это было действительно созвездие: необыкновенный человек, богослов, священник, исповедник, писатель, историк, выдающийся лектор, поэт, учитель в старинном, сокровенном смысле этого слова, философ… и всё же я перечислил только отдельные, мало что говорящие названия. Весь смысл в том, что из них действительно складывается созвездие с новым именем, новым светом, новой формой и новым сиянием, которое я бы определил как незнакомый ещё миру тип святости, явленный нам у рубежа третьего тысячелетия.

Наталья Трауберг

Отец Александр себя переводчиком не считал. Не считал он себя и писателем, мало того – философом, богословом, библеистом. Я не знаю, с каким бы определением он согласился, очень уж не любил он ни высокопарности, ни ярлыков, но всё-таки скажем, что был он миссионером, проповедником, пастырем. Конечно, одарённость просто била из него, склад её охарактеризовать трудно. Если бы ленинцы, среди прочего, не обесценили слово «живой», оно бы подошло тут как нельзя лучше. И даже отослало бы к словам из Писания: «Жив Бог и жива душа твоя».