Читаем Цветочный крест • Потешная ракета полностью

Цветочный крест • Потешная ракета

Возле темной лавки, закрывавшейся по причине смутных волнений, она упросила продать ей печеных пирожков с капустой, кои и запила брусничным морсом. От запаха тушеной капусты опять потянуло в пищной жиле, и Феодосья едва сдержала блевоту.

«Очадела ты, Феодосьюшка, согрешила с Олексеем, – вдруг услышала она голос повитухи Матрены и встряхнула в растерянности головой, не зная, верить или нет этому неожиданному известию? Плакать или радоваться? От Бога сей младенец или… сказать страшно… Грех даже и подумать – монах очадевший! Ох, нет, авось сие не так…»

Опустились синие сумерки.

В Москве было все так же неспокойно – то и дело проходили группами стрельцы, казаки, воротники. Возле церквей тревожно переговаривались горожане.

Неожиданно площадь накрыл набат огромного колокола.

Раздался грохот пушечного выстрела, от которого заложило ушеса, и поднялись тучи ворон.

Москвичи ринулись прочь с улиц, началась сутолока, заржали, встав на дыбы, лошади, перевернулась повозка, кто-то закричал, вопль вонзился в грудь Феодосьи, как вилы в скирду.

Феодосья побежала, изыскивая, где укрыться.

Улица задрожала от еще одного пушечного выстрела.

Феодосья, молясь, поспешно завернула в ворота, оказавшиеся не по-хозяйски распахнутыми. Навстречу ей из строения выскочили несколько парней и мужей и, не глядя на жену, пробежали в калитку.

Феодосья почти бегом миновала темный двор и вторгнулась в двери, над которыми теплилась пред иконой лампадка.

Она, спотыкаясь, пробралась по темному, низкому проходу и оказалась вдруг в обширной, освещенной оплывшими свечами, но пустой хоромине.

Возле одной стены сооружен был помост. А позади помоста раскачивались бирюзовые волны с белыми гребнями, розовые облака и три огромных алых рыбы, запряженных в золоченую повозку.

Сквозняк кружил, поднимая невидимыми струями, белоснежные перья и серебряный пух.

Феодосья с радостным недоумением обвела взглядом роскошно намалеванный занавес.

Полотнище качнулось.

«Феатр! – вдруг поняла Феодосья. Сердце ее сжалось и застучало, наполнившись глупыми надеждами. – Что как представляет здесь позоры Истома? Что как избежал он казни?! Ведь не сгорела же аз в срубе? Что как и он спасся?»

Сверху, шурша, упала шелковая лента. Кто-то всхлипнул.

Феодосья подняла зеницы.

Из-за солнца, подвешенного на нивидимых веревках, выглянуло детское личико с театральным румянцем на щеках, наведенным алым ягодным соком.

На Феодосью глядели огромные голубые очеса, смутно напоминавшие ей саму себя.

– Кто ты? – срывающимся от закипающих слез голосом спросила Феодосья, уже зная ответ.

– Джагет! – ответило по-цыгански чадце с льняными кудрями и шмыгнуло курносым носом.

– Какой же ты джигит, – плача, сказала Феодосья. – Ты мамин сынок Агеюшка…

Хоромина затряслась от пушечных выстрелов.

Агей собрался закричать от страха.

Феодосья подняла дрожащие руки к намалеванному солнцу и подхватила доверчиво потянувшееся к ней чадце.

В ворот стянутой на тесемки рубашки, изображавшей древнегреческую тунику, проскользнула и закачалась перед глазами Феодосьи цепочка с крестиком и крошечным золотым медальоном – солонкой с горкой соли, семейным гербом тотемских солепромышленников Строгановых.

Феодосья крепко сжала теплое тельце, прильнула к нежной щеке и вдохнула сладкое воние волосиков за торчащим ушком.

– Мама? – сказал мальчик.

– Мама, ей, мама твоя, – прошептала Феодосья.

И принялась целовать глаза, и вежи, и ресницы.

Агей смеялся и обнимал холодную шубу, крытую вышитым сукном.

– Так ты скоморошек? Актер? – улыбалась сквозь слезы Феодосья. – Как и отец твой, Истома?

– Скоморох! – важно соглашался Агей, не выговаривая буквиц.

В кулисах нашелся тулупчик скоморошка, и лапти его, и шапка.

– Что же нам деять? Куда идти? – восклицала Феодосья. – Али здесь до утра схорониться? Но что как вернутся за тобой цыгане? Нет, надо уходить. Пойдем, сыночек, куда глаза глядят, Бог нас не оставит!

А по соседней улице мчался на злом вороном коне, в окружении товарищей, Олексей, с вечера исподтишка затеявший смуту в Сокольничей слободе.

Каменное ядро, извергнутое чугунной пушкой в наущение взбунтовавшимся сокольничим, с диким шумом пролетело по черному небосводу и обрушилось на Афонский монастырь Иверской Божьей Матери. Взрыв потряс лабораторию и библиотеку. Вспыхнула огненная пороховая смесь, приготовленная Феодосьей в укромном уголке монастырского двора, и серебряной ракетой взвилась, пробив сферу небесную, летательная ступа.

– Полетела все-таки Феодосья на небесный купол к сыну своему! – в восхищении глядя на снопы крутящихся искр, воскликнул Олексей, осаживая вставшего на дыбы коня. – Удалась ступа летательная! Ох, ведьма!