Цветок Америки

– La palta es la pera de manteca.

Масляная груша. Что толку спрашивать, если понятия не имеешь об этих плодах…

– Y el sara es lo trigo indio.

Индейское зерно. Что ж, пусть будет печеная рыба con palta у sara, посмотрим, каково это на вкус.

Карибка вернулась примерно через час с большим подносом, на котором стояли тарелки из испанского фарфора.

– Palta, – сказала она, показывая на фрукты, действительно напоминавшие грушу, но с очень жесткой кожурой и бледно-зеленой мякотью вокруг большого ядра внутри.

Что до sara, то это были обжаренные маленькие початки длиной в палец с парой десятков крупных горошин на каждом.

Путешественники достали вилки. Карибка застыла в изумлении.

Жанна надкусила масляную грушу под любопытными взглядами Франца Эккарта, Жозефа и Жоашена.

– Действительно, похоже на очень свежее масло, – сказала она.

И положила в рот одну из горошин.

– Похоже на мягкое зернышко.

Рыба оказалась превосходной. Карибка принесла бутылку испанского вина и три кружки. Вино отдавало сладковатым уксусом – очень странный вкус.

Через полчаса на подносе не осталось ничего, кроме рыбьего скелета, кожуры и ядер масличной груши, а также стеблей индейского зерна. Сотрапезники дружно одобрили эту восхитительную еду и из последних сил дотащились до постели.

– Рай, – спросила Жанна сонным голосом, – какой он из себя?

Ужин был ничуть не хуже: куски мяса, по вкусу напоминавшие поросенка, однако Бракамонте объяснил, что это дикое животное, индейская свинка.[48] Опять индейская. Гарнир из овощей – черные бобы и ломтики мучнистого, сладковатого плода, который, как выяснилось, созревал не на деревьях, а в земле. Patatas dulces.[49] Вино было таким же скверным, как за обедом, и сеньор де Вилласер с супругой посоветовали ананасовое или пальмовое вино. Эти индейские напитки отличались крепостью, поэтому их смешивали с водой, но в голову они все равно ударяли.

На постоялом дворе нашлись шахматы. Жанна и Франц Эккарт, оставив Жоашена и Жозефа играть на террасе при свете масляных ламп, ушли спать пораньше. Жанна провалилась в сладкий сон, который не удалось нарушить даже москитам. Правда, она догадалась накрыть лицо рубашкой.

На следующий день надо было идти в Колониальное бюро. Вилласер и Бракамонте, как и обещали, пошли вместе с Жанной, Франц Эккарт вызвался сопровождать их. Королевский интендант оказался надменным усатым щеголем; он вновь спросил, зачем сюда явились четверо французов. Жанна повторила то, что сказала губернаторскому чиновнику. Вилласер и Бракамонте воздали пылкую хвалу даме-судовладелице, обеспечившей безопасность их супругам и другим дамам во время страшного шторма. Интендант, несомненно, кое-что слышал о злоключениях «Ала де ла Фей», но ему еще не доводилось встречать даму-судовладелицу, которая вдобавок совершила плавание на собственном корабле и заслужила прозвище La Capitana.

– «Ала де ла Фей» принадлежит вам? – недоверчиво спросил он.

– Компания, основанная баронессой де л'Эстуаль, строит еще четыре корабля, – уточнил Бракамонте.

Вот так штука! Королевский интендант подкрутил усы и сбавил спесь. И даже стал любезен.

– Ваш визит для нас большая честь, – заявил он.

Собираются ли Жанна и ее спутники заняться коммерцией? Нет, ответила она, они приехали полюбоваться новыми владениями испанского короля, о которых толкует вся Европа. Хочет ли она поселиться здесь навсегда?

– Не знаю, – ответила Жанна. – Дела мои и большая часть семьи остались в Старом Свете. Не могу сказать, как долго удержат меня чары Эспаньолы.

Он притворно задумался, позвал секретаря и объявил о своем решении: баронесса де л'Эстуаль может поселиться в Каса-Нуэва-Сан-Бартоломе. Вилласер с Бракамонте дружно кивнули и, повернувшись к Жанне, объяснили, что это один из самых красивых домов на острове – лучше только у губернатора. Пятнадцать комнат с окнами на море, недалеко от порта Санто-Доминго. В ее распоряжение предоставят десять рабов, в том числе пять женщин. Ежемесячная плата составит сто семьдесят мараведи, что равно половине кастильского дуката или его французского эквивалента – старого экю.

Жанна была ошеломлена. Пятнадцать комнат с окнами на море и десять рабов за половину экю! Она поблагодарила королевского интенданта, тот величаво поклонился и пригласил ее на завтрашний ужин.

– Вы помогли мне провернуть выгодную сделку, – сказала она испанцам, когда за ними закрылась дверь.

– Жизнь здесь ничего не стоит, – ответил Бракамонте. – За пять мараведи вы можете пировать каждый день. Если только не будете покупать привозных товаров. За один окорок просят сто мараведи.

Францу Эккарту она призналась, что взяла с собой пятьсот экю.

– Я могла бы прожить здесь тысячу месяцев!

– Восемьдесят три года четыре месяца и десять дней, – с улыбкой отозвался он.

Решив для начала обратить в местные деньги два французских экю, Жанна зашла к меняле. Тот сразу отсчитал ей за них семьсот пятьдесят мараведи.

Почти на всем протяжении пути путешественников сопровождала желто-черная бабочка.