Цветок Америки

А в 1500 году флорентинец Америго Веспуччи, ставший подданным испанского короля, встретился с Колумбом на Эспаньоле. К этому времени он уже исследовал Великий Южный континент — тот самый, на который так и не посмел высадиться Колумб. О своем открытии он уведомил короля, но от него презрительно отмахнулись. Испанские государи не желали больше слушать ни генуэзцев, ни флорентийцев: к черту всех этих итальянцев, которые то и дело что-нибудь открывают!

Тогда Веспуччи перешел на службу к сопернику Испании, Жуану II Португальскому. Через год он отправился во вторую экспедицию и продолжил исследование Великого Южного континента, войдя в бухту, которую назвал без особых изысков по месяцу открытия — Январская река, Рио-де-Жанейро. Спустившись еще ниже к устью громадной реки, чьи воды словно отсвечивали серебром, он дал ей имя Серебряная, Ла-Плата.[30]

— Почему, — спросила Жанна у Феррандо, — ты проявляешь такой интерес к этим экспедициям? Разве собственное путешествие не излечило тебя от жажды экзотики?

— Нет, — со смехом ответил он. — Путешествия только начинаются. Будут возникать торговые предприятия по образцу компании Васко да Гама в Каликуте. Судовладельцам, которые станут их снаряжать, понадобятся страховые гарантии, чтобы не потерять все деньги в случае шторма или иного несчастья. За этим будущее: даже если страховщик окажется в проигрыше один раз из десяти, он выиграет многократно. Вот почему я думаю, что нам нужно создать при банке страховую компанию.

Он затянулся табаком из белой глиняной трубки, подаренной Деодатом, и продолжал:

— Не надо обращать внимание на пренебрежение, которое Фердинанд Арагонский демонстрирует по отношению к Колумбу и Веспуччи. Испанская корона прекрасно знает, что эти новые земли — банковский билет с неограниченным сроком действия. Именно поэтому она, ссылаясь на договор в Тордесильясе, предъявляет права на Северный континент, открытый нами вместе с Гаспаром и Мигелем Кортереалями. Кроме того, эти будто бы разочарованные короли по-прежнему финансируют экспедиции. И братья Кортереаль уже готовятся к следующему путешествию.

Рассуждения Феррандо повергли в задумчивость Жанну, Франсуа, Жака Адальберта, Франца Эккарта и Деодата. Ибо деловая проницательность миланца стоила не меньше, чем умение Франца Эккарта читать звездное небо.

— Это еще не все, — добавил Феррандо с лукавой улыбкой. — Судя по тому, что я видел, земли эти должны быть огромны. Рано или поздно их начнут обрабатывать. Местное население нельзя обратить в рабство, поскольку эти люди показались мне очень гордыми. К тому же они малочисленны и не пригодны к работе на земле, так как живут охотой и собирательством. Следовательно, рабов будут привозить с Востока или из Африки.

— Рабов? — неодобрительно переспросила Жанна. — Разве это по-христиански?

— Сам я никогда не стал бы превращать человеческое существо в раба, — ответил Феррандо. — Но другие сделают это. Надо думать о том, что мы оставим детям и внукам.

Встав с места, он начал мерить залу широким шагом завоевателя.

— Я хочу оставить им процветающие торговые предприятия. Не только банк, но еще и страховые и морские компании. Они будут независимы от прихоти королей, имея отделения в Генуе, Неаполе, Марселе, Барселоне, Кадиксе, Севилье. И даже на других континентах.

Жанна кивнула.

— Слушайте его, — сказала она Жаку Адальберту и Деодату. — Он прав.

Еще одна отменная выходка Слепой распутницы: если бы существовала хоть какая-нибудь справедливость, Новый Свет должен был бы называться Каботиния, Корте-Реалика или хотя бы Колумбика. Но нарекли его именем последнего из первооткрывателей — Веспуччи. Из Америго получилась Америка.

Другие несчастья, обрушившиеся на тех, кому удача улыбнулась в конце ушедшего столетия, сразу стали известны всем, поскольку речь шла о короле Франции.

Хотя Людовику XII казалось, будто он твердо закрепился в Италии, осенью 1503 года власть его пошатнулась. Упорствуя в своем намерении вернуть Неаполитанское королевство, наследие Рене Анжуйского, который всю жизнь преспокойно без него обходился, Людовик столкнулся с испанской армией Фердинанда Арагонского, также не желавшего отступать. Погода стояла ужасная, французские военачальники постоянно грызлись, денег у короля не хватало.

Он воззвал к банкирам. Те уже и так изрядно раскошелились. Сейчас у них требовали около пятисот тысяч экю. Сумма баснословная и к тому же не окончательная, ибо когда короли начинают занимать деньги, никто не знает, когда это прекратится. Короче, Людовик перешел из категории завидных клиентов в безнадежные. Он начал собирать средства по крохам: обратился к двору; изъял содержание у парламентов, сенешальств, бальяжей[31] и судов — на что не имел никакого права; взял ссуду в двести тысяч ливров у провинциальных штатов и парижского муниципалитета, которые тоже не надеялись вернуть свои деньги. Иными словами, он обескровил свое королевство, чтобы воцариться по ту сторону Альп. Но перечить ему никто не смел.