молоко. Мужчина непременно кланялся и благодарил добрую госпожу за доверие к его товару, а когда ещё не выпал снег, смущаясь, протягивал цветок.
Позавтракав, Леди направилась на прогулку. Она делала это не торопясь, словно размышляя о чем-то важном, что ни в коем случае
не требовало спешки. Иногда
Верба покупала рыбу, которую затем сама лично готовила на обед. Но чаще всего женщина просто гуляла, рассматривала
прибывшие в порт корабли, а то и просто народ, приплывший издалека.
Пару раз она натыкалась на незнакомых ей морян, и после этого Верба изменяла своему маршруту какое-то время. А потом все
снова шло своим чередом.
И можно было бы порадоваться такому размеренному укладу жизни, да сердце никак не могло успокоиться. Она отчаянно скучала но
родным, даже хотела съездить к ним, чтобы хоть издалека посмотреть на родителей, на брата с сестрой. Но Леди прекрасно отдавала себе
отчёт в том, что ей не хватит на это путешествие средств. А продавать дом и плыть в один конец... Кто знает, будут ли рады ей родные. Здесь
же у неё был уже устоявшийся мирок. Даже появились воздыхатели, а точнее, целых два с половиной. Двое — это молочник и один важный
господин, владелец одной модной лавки. Кажется, вдовец. А половина... Это старик-сосед, изредка оказывающий Вербе знаки внимания. И
иногда грустно вздыхавший вслух (думая, что женщина не слышит): «Эх! Был бы я помоложе! »
А ещё был Гарольд, не желающий её отпускать во снах. Поначалу ангора думала, что все пройдёт и сердце успокоится. Забудутся
обиды, пережитые ею у Змея в замке, рубцами лягут на нежные чувства и тс пропадут, зажив со временем. Одни только воспоминания о em отношениях с женщинами, об их количестве и его потребительском отношении к ним, то и дело лезли ей в голову, возобновляя и причиняя
боль. Но постепенно и это померкло. А в сердце осталась одна тупая тоска.
Как ни крути, но каждый хочет счастья и мечтает быть любимым. Вот и Зимняя, несмотря на прошлые разочарования в любви, все
чаще и чаще вспоминала не наложниц, выходящих из спальни Князя с наглыми, но довольными лицами, а его самого, Гарольда Чёрного, Тара... Порой просыпалась она от нестерпимого желания, разожжённого бесстыдными снами. Там, в царстве Морфея, с ней всегда был
только Гарольд, но ни разу вероломный Бран. И хотя они до сих пор были не разведены, до этого женщине не было ровно никакого дела. Кто
она сейчас? Верба Мороз, с фамилией, придуманной лично, ведь она так созвучна с родной.
Любовь же засела в её сердце крепко, но не была взрывной или сводящей с ума, нет. Это было взрослое, осознанное чувство. Она
знала, что скорее всего, больше никогда не увидит своего Змея. Это было очень больно. Но женщина хорошо помнила, насколько сградала, живя в его замке. Поэтому изо всех зол она предпочла одиночество, а не «держать свечу милому и его бабам». Это не в её характере. Но она
любила оборотня. Любила и ничего не могла, да и не хотела, с этим поделать...
Её Князь...
Гаролъд Чёрный
- Господин, вам письмо, - произнесла новая экономка и протянула поднос с корреспонденцией Змею. Гарольд едва не рыкнул, но
сдержался. При всем усердии этой женщины, Чёрный замечал за собой, что постоянно ищет в новой работнице сходство с Вербой.
Она была везде и нигде одновременно.
Он видел её постоянно. Например, на площадке перед замком, но стоило оборотню присмотреться, как мираж рассыпался, и
оставались всего лишь суетящиеся слуги или гости, торговцы. Ему казалось, что Верба где-то здесь рядом. Именно она отдавала
распоряжения о его обедах и незримо продолжала руководить замком. Гарольд не раз слышал, как слуги ругались между собой, но
примирение между ними наступало потому что « Госпожа так любит, и при ней всегда было так!». Краем глаза Змей окидывал взглядом
столовую, надеясь увидеть её, стоящую где-нибудь в стороне...
Новую экономку он пригласил на работу буквально несколько месяцев назад. Она была из своих, из слуг замка, и была достойной
ученицей Вербы, знающей все обязанности. И при хорошем исполнении всех дел Черный даже поощрял женщину. Но, как Женщина она его
нисколько не привлекала, он воспринимал её исключительно как работницу.
Даже интерес к собственным наложницам как-то померк за последнее время. Змей не понял в чём дело и сменил их раз, потом
ещё... Бесполезно. Маленькая белая кошка то и дело приходила ему на ум и продолжала рвать своими коготками его сердце. В нём
поселилась какая-то непонятная тоска, заглушить которую не мог даже алкоголь.
Рональд, казалось бы, тоже проникся настроем отца и ходил, порой, сам не свой. А точнее, злой как пёс, или угрюмый, словно
медведь. Гарольд сразу понял, что что-то у сына не ладится в личной жизни, но мысли о пропавшей Вербе порой вытесняли переживания о
сыне. Несколько месяцев Чёрный лично прочёсывал леса вместе со своими людьми. Он боялся, что упрямая беглянка могла попасть в
неприятности, или вовсе погибнуть...