Цветок для ее Величества

— Если уж среди нас обнаружился предатель, не будет ли лучше в назидание другим поместить его в такое место, где все могли бы его видеть? И разве мы не обязаны предоставить ему возможность покаяться, чтобы он осознал свои ошибки и смог найти избавление в благодати Господа нашего?

— Аминь!

— Тогда, мои братья и сестры во Христе, обернем этот случай в притчу. Грешник, вероятно, — человек науки и, кроме того, судя по этим документам, интересуется географией нашей страны. Я считаю, будет правильным, чтобы он использовал свои таланты для искупления вины и оставался примером в назидание другим.

Ван Плеттенберг взглянул на горизонт, протянул руку и указал на высушенный солнцем небольшой скалистый остров, расположенный у побережья Столовой бухты.

— Отправим его на Роббенэйланд, и пусть он проведет там остаток своих дней, изучая географию покинутого острова. Предоставим ему камни вместо бумаги и зубило вместо пера, пусть бьет камни и вспоминает о неправедном поступке, который совершил. К тому же у него будет возможность смотреть на наше побережье и видеть, что мы, вопреки его действиям, не ослабли, а только набираемся сил и крепнем.

Толпа единодушно возликовала, но ван Плеттенберг призвал к тишине, снял шляпу, вновь закрыл глаза и продолжил:

— Властью, данной мне должностью губернатора этой славной колонии, так как я еще и верховный судья этих мест, приговариваю вас, Рейнхольд Форстер, за государственную измену к пожизненному заключению и принудительным работам. Наказание надлежит отбывать на Роббенэйланде.

Глава 51

Форстер кричал о невиновности, но его увели, капитанский писарь и ван Плеттенберг вступили в оживленную дискуссию. Писарь шепотом пытался объяснить губернатору, что совершенно ничего не знал о бумагах. А если бы знал, то никогда не согласился бы принять такой груз на борт корабля. Ван Плеттенберг стоял и слушал. Потом он внимательно посмотрел на Мэссона. Капитан в это время уладил последние дела и направился к баркасу.

Ван Плеттенберг пригладил усы, как кот, который умывается после обеда, и подошел к Мэссону.

— Я прошу прощения, если вас опечалил этот ужасный инцидент, мистер Мэссон. Это просто невероятно, на какие ухищрения только не идут люди, чтобы скрыть правду, не так ли, мистер Тунберг?

— Да, господин губернатор, — ответил швед и подошел ближе, слегка поклонившись. — Надеюсь, теперь у мистера Форстера будет достаточно времени, чтобы все обдумать, пока солнце не лишит его рассудка на безлюдном острове.

— Истинно так. Хотя я должен признать, что смысл некоторых мелочей не совсем ясен, но доказательства были весомые. Я не могу понять, как уважаемый ученый мог столь бесстыдно совершить такое предательство.

— Мне кажется, все проще, чем вы можете себе представить, господин губернатор, — произнес Тунберг и взглянул на Мэссона с чрезмерной серьезностью.

— И все же… — задумавшись, произнес ван Плеттенберг, наблюдая, как рассасывается толпа.

Его голубые, как океан, глаза уставились на Мэссона. Губернатор заговорил тоном, в котором звучала скрытая угроза:

— Хотя ваше правительство и решилось на такой нечестный поступок, у нас нет причин для мести. И все же я считаю, что в общих интересах собравшихся будет лучше, если все иностранные ботаники срочно покинут колонию. При этом мы разрешаем вам взять с собой один из ящиков с этими необычными цветами в знак моей благосклонности.

— Но, ваше превосходительство, шансы, что эти цветы переживут переезд, крайне малы, особенно если я возьму всего один ящик.

Мэссон понимал, что бросил вызов своей удаче. Но он знал, что соленый воздух и условия на корабле сильно снижают вероятность того, что растения переживут путешествие.

— Если бы я был на вашем месте, мистер Мэссон, я бы использовал даже такой небольшой шанс. Мое решение вынесено и неизменно, теперь же я желаю вам здравствовать и всего наилучшего.

Губернатор надел шляпу, развернулся и ушел. За ним последовали люди, все медленно удалялись. В центре этой толпы пребывал Форстер, все еще выкрикивавший слова о своей невиновности.

Как только губернатор отошел на почтительное расстояние, на лице Тунберга заиграла самодовольная улыбка.

— Я до конца не был уверен, что все получится, — сказал он. — Пожалуйста, не судите меня слишком строго, Мэссон. Король получит цветы, а вы — надел земли. В проигрыше останется только английское Адмиралтейство. Но, я полагаю, там переживут такую неудачу.

— А как с Форстером? Он заслуживает того, чтобы его отправили на богом забытый утес до скончания дней?

— Он сам избрал эту участь. Я лишь протянул ему в руки канат, на котором он решил повеситься. Если бы он не захотел вас обмануть, он не отправился бы сейчас в форт. Кроме того, вам что, самому было бы приятнее оказаться на его месте?

— Мне было бы приятнее, если бы мы придерживались изначально оговоренного плана, а не участвовали в роли идиотов в драме с непонятным концом, которую вы выдумали, чтобы обеспечить себе место на корабле, плывущем в Японию.

— Простите, Мэссон, но не стоит забывать, что без меня вы вообще не нашли бы цветок.