Цветок Дракона

Страх скользнул по ее спине, словно змея. Неужели это Во или кто-то из его людей? Значит, они ее обнаружили! У нее потемнело в глазах, она покачнулась, вслепую протянув руку к спинке скамьи, чтобы удержать равновесие, но вместо этого случайно ухватилась за руку Льюиса Дина.

– В чем дело, миссис Томас? Вы выглядите очень расстроенной.

Его карие глаза были полны тревоги, он смотрел на нее так, словно видел в первый раз.

Сарина виновато улыбнулась и отняла руку.

– Прошу прощения. Ничего страшного. – Наклонившись над коляской, она продолжила самым веселым тоном: – Не пора ли нам выпустить нашего молодого человека из его тюрьмы?

– Да, конечно, – согласился Дин, одновременно опуская руку, чтобы подобрать упавшую игрушку.

Их руки соприкоснулись. Он поднял глаза, и их взгляды встретились. Дин густо покраснел.

Сарина вздрогнула, осознав произошедшее между ними. Взгляд Дина, полный неприкрытого обожания, встревожил ее сильнее, чем взгляды того неизвестного наблюдателя, который, несомненно, также не сводил с нее глаз.

Дженсон выругался. Сарина вышла на улицу вместе с Льюисом Дином! Только увидев их, идущих рядом по вымощенной плитками дорожке, он понял, что Льюис Дин и был тем самым вдовцом, из-за сына которого Сарина покинула мадам Блю.

У него сжалось сердце, и он машинально потер рукой грудь. Он подождал еще мгновение, а затем осторожно выглянул из-за ствола дерева. К горлу подступил комок, когда он увидел, как они наклонились над коляской, а затем замерли, глядя друг другу в глаза. Затем Сарина отвернулась, а Дин взял мальчика на руки. Дженсон прижался к дереву и потер кулаками глаза, словно стирая представшее перед ним зрелище.

– Боже мой, Сарина, – простонал он, – что ты, черт побери, делаешь? В какую игру играешь?

Почему Дин? Он явно не знал, кто она такая, и, судя по его взглядам, не побежит продавать ее Во Шукэну, даже если узнает. Или Сарина лгала, или ей удалось уговорить себя, что она в самом деле интересует Льюиса Дина только в качестве няни его сына. Но ведь каждому видно, что этот человек без ума от нее! Дженсон с горечью отметил, что ее платье едва ли можно было назвать обычным нарядом няни. Няня! Он фыркнул. Няня и любовница одновременно скорее всего.

Ему не следовало возвращаться. Надо было прямиком отправляться из Шанхая в Кантон, как он и собирался сделать. Он ненавидел себя за то, что тем утром следил за экипажем Сарины и обнаружил, куда она направилась, покинув мадам Блю. А сейчас он ненавидел себя еще больше: каким же идиотом надо быть, чтобы вернуться в Гонконг и целых три для шататься вокруг дома на Казуарина-роуд в надежде увидеть ее!

Он еще раз выглянул из своего укрытия и поспешно нырнул за дерево. Проклятие! От этих золотистых глаз ничего не скроется: он мог поклясться, что она смотрит прямо на него.

Боль из груди переместилась в пах. С этой болью ничто не помогало справиться: ни работа, ни планы на будущее, ни попытки забыться в пьяном угаре. Ничто не могло утолить его чувственный голод или уменьшить страсть к восхитительному золотоволосому ангелу, которого он жаждал и от которого пытался убежать уже на протяжении почти двух лет. Ни одна женщина, с тех пор как он впервые увидел Сарину, не могла с ней сравниться. Она возбуждала, дразнила и мучила его одновременно.

И вот она здесь, с другим мужчиной. Он поморщился. Сейчас она касалась лица Дина ручкой малыша. Вот они оба засмеялись. Дженсон попытался разглядеть лицо мальчика, но увидел только покрытый золотистыми кудрями затылок. Все трое такие светловолосые, с горечью подумал он, какая красивая из них выйдет семья!

Он отвернулся и до боли сильно прижался щекой к шершавой коре дерева. Любая боль лучше, чем ощущение, что его снова оставили в дураках. Сарина получила своего клерка, своего ребенка и свой дом – то, чего она всегда и хотела. Пора оставить ее в покое, пора осознать, что он не имеет права просить подобную женщину довольствоваться тем малым, что он может предложить ей.

Дженсон вышел из-за дерева и побрел к экипажу. Он вытащил из нагрудного кармана носовой платок и приложил его к кровоточащей щеке, но платок смочили слезы, о которых он и не подозревал.

Сарина, присев на корточки, смотрела, как Майкл Стивен подполз к краю покрывала, а потом встал на подгибающихся ножках.

– Хороший мальчик, – захлопала она в ладоши, – хороший Майкл Стивен!

Улыбаясь во весь рот, мальчуган повернулся к ней и тоже хлопнул в ладоши.

– Хороший, – повторил он, – хороший Стивен. – И заковылял к кусту азалии.