Цветок Дракона

– Разве ты не знаешь, что женщины на Востоке должны всегда радостно улыбаться, независимо от того, что они на самом деле чувствуют? – продолжил он, не обратив внимания на ее слова. – Боюсь, ты не сможешь стать хорошей наложницей, моя дорогая. Сарину словно хлестнули кнутом.

– Я не собираюсь становиться наложницей! Он снова бросил на нее скептический взгляд.

– Ты уверена?

Дурные предчувствия внезапно охватили ее.

– Конечно, тебе еще предстоит научиться доставлять удовольствие мужчине, – продолжал он, – но поскольку ты с легкостью усвоила азы этой роли, есть надежда, что и дальше все пойдет неплохо.

Она была благодарна темноте, скрывшей краску, прихлынувшую к ее щекам.

– Вы, без сомнения, самый наглый из мужчин, которых я когда-либо встречала, – сказала она.

– А ты много встречала мужчин, способных соперничать со мной в этом? – съязвил он.

Она резко остановилась.

– Я замерзла, – солгала она. – Пожалуй, я лучше вернусь в дом, если не возражаете.

– С какой стати мне возражать? – ответил он. – Я волен совершать такие прогулки в любое время, когда захочу.

Она больше не стала слушать. Подобрав подол длинного белого платья, она повернула в противоположном направлении. Мгновение спустя он догнал ее.

– Ты знаешь, что у Шукэна самое большое имение в Китае? – спросил он, словно ничего не случилось. – Когда-то, четыреста лет назад, землю его предкам подарил император, и каждое последующее поколение лишь добавляло к ней новые наделы. Ты выбрала себе самого состоятельного благодетеля из всех возможных, Сарина, так же как и самого могущественного. Именно сочетание богатства и могущества делает таких людей, как Шукэн, одновременно и бесценными друзьями, и опасными врагами.

– Зачем вы мне все это рассказываете? – прервала она его.

– Чтобы ты хоть что-нибудь узнала о своем покровителе.

– Вы говорите загадками.

– Вовсе нет, – настаивал он. – Просто я хочу тебя предостеречь.

– Предостеречь меня? – недоверчиво переспросила она. – От Во Шукэна? Я не нуждаюсь в ваших предостережениях, мистер Карлайл. Мне незачем бояться человека, который добр, великодушен и любит меня, – всего этого вам не понять! Если меня и нужно от кого-нибудь предостеречь, так это от вас!

Они вышли на усыпанную гравием дорожку и направились к дому, где стояла оседланная лошадь Дженсона. Он взял в руки поводья и снова отпустил их. Повернувшись к Сарине, он положил ей руки на плечи и притянул к себе.

– Сарина, я знаю, что ты мне не веришь, – сказал он, – но я отвечаю за тебя и хочу видеть тебя целой и невредимой.

Она молчала, не шевелясь, и изо всех сил старалась ничего не чувствовать. К ее удивлению, он взял в ладони ее лицо. Затем нагнулся, и его губы коснулись ее волос, скользнули по дугам золотистых бровей и замерли, прежде чем поцеловать веки, прикрывающие золотистые глаза. Она против воли вздрогнула, а он уже целовал ей щеки, нос, подбородок. Сарина нетерпеливо ждала, когда он наконец коснется ее рта. Дженсон, казалось, заколебался и отклонился назад, чтобы посмотреть на нее. Она затаила дыхание. Сердце ее гулко забилось. И затем его губы приблизились.

Поцелуй стал крепче. Дженсон прижал ее к себе, сильные руки гладили ее тело. Она обвила руками его шею и запустила пальцы в густые волосы, и они растаяли в жарких объятиях. Он снова и снова возвращался к ее губам, впиваясь в них в страстном поцелуе, словно ставил клеймо, вынуждая Сарину все плотнее прижиматься к нему.

Он разжал объятия так внезапно, что Сарина чуть не задохнулась. Она потянулась к нему, но он уклонился. Схватив поводья, Дженсон взлетел в седло и стукнул ботинками в бока лошади. Копыта застучали по гравию, и лошадь понеслась галопом по дорожке. Вскоре и лошадь, и всадник слились в единую тень и пропали из виду.

Ошеломленная и разочарованная, Сарина слегка покачивалась в дрожащем свете фонарей. Затем кончиками пальцев провела по щеке, которой мгновение назад касались его губы и где сейчас было мокро от слез.

Во стоял у окна, устало опустив руки. На его окаменевшем лице живыми остались лишь глаза. На щеке дергалась жилка. Он до боли сжал зубы, затем рот скривился в болезненной улыбке.

Слегка прихрамывая, к нему подошла Ли. Она развязала пояс его халата и почувствовала, как Во вздрогнул, а тело его снова напряглось. Он казался статуей из слоновой кости, застывшей, нечувствительной, и только тепло ее пальцев могло возродить живой ток крови в его охладевшем теле. Она терпеливо ласкала Во, бормоча нежные слова, которые могли возбудить его. Наконец он повернулся к ней, и она почувствовала, что он против воли начинает отвечать на ее искусные ласки.

Во молча стоял, позволяя ей разогреть и подготовить его. Он не видел свою наложницу: у него перед глазами в дрожащем свете фонарей стояли две обнявшиеся фигуры. Она провела языком по его телу, лаская, гладя и увлажняя.

Во застонал и, подавшись вперед, обхватил себя за плечи. Ли работала языком. Его прикосновения становились все чаще, крепче и сильнее. А когда она скользнула длинным золоченым ногтем в складку его ягодиц, Во содрогнулся, и она поняла, что он готов.