Цветок Дракона

Сарина больше ничего не слышала. Она зажала уши руками и, сделав несколько шагов к воротам, прислонилась к ним, не в силах пошевелиться. Затем, не сумев ослабевшими пальцами открыть засов, она наконец ухватилась за кольцо большого, в форме дракона, железного дверного молотка. Горячая волна окатила ее, взор помутнел, и она медленно опустилась на колени.

Последнее, что она увидела, прежде чем потеряла сознание, был свирепый оскал железного дракона.

Глава 10

– Сарина?

Сначала она подумала, что это Дженсон зовет ее: в неверном сером свете она различала неясные очертания мужского лица.

– Сарина?

Она с трудом освободилась от пут тумана, застилавшего ей глаза, но когда наконец ее взор прояснился, она вскрикнула и попыталась сесть.

– Ляг, Сарина, – велел Во Шукэн, укладывая ее обратно на кровать. – Лежи, пока окончательно не придешь в себя.

От звука его голоса дрожь пробежала по ее телу, и пальцы, сжимавшие ей руку, показались ей сжимающимися кольцами змеи. Пристально вглядываясь в его лицо, она попыталась отыскать в нем признаки злодейства, подтверждающие, что все, сказанное Дженсоном, – правда. Но на лице Во не было следов порока, а только сострадание. И взгляд, полный нежной заботы, от которого у Сарины сердце буквально разорвалось на части.

Конечно, Дженсон солгал ей. Не может быть, чтобы человек, поднесший сейчас к ее губам чашку горячего чая и уговаривающий сделать хотя бы глоток, был действительно так двуличен. Она подалась вперед, пока он взбивал ей подушки, которыми сам решил заменить бамбуковую подставку для головы. Если кто и склонен к злодейству, так это Дженсон Карлайл.

– Полагаю, ты днем ничего не ела, – сказал Во, и Сарина кивнула. Неодобрительно посмотрев на нее, он потянулся к чаше, которую принес один из слуг вместе с чаем. – Это конги, – пояснил он, отправляя ей в рот ложку рисовой каши.

Она вспомнила, как часто отец кормил ее горячей овсянкой, и улыбнулась.

– Я не ела кашу с самого детства, – застенчиво призналась она.

– А ты и есть сейчас мой ребенок, – сказал он, – и, так же как своим собственным детям, я гарантирую тебе любовь и нежность.

От этих слов она еще больше разволновалась, тщетно пытаясь сопоставить то, что видела своими глазами, с тем, что сказал о нем Дженсон.

– Ты чем-то очень обеспокоена, Сарина, – заметил Во, отставляя пустую чашу. – Может быть, если ты поделишься со мной своими мыслями, тебе станет легче.

Она продолжала бороться со своими сомнениями. Она знала: по китайским обычаям, ту тему, которую она хотела затронуть, не осмелилась бы поднять с Во и собственная жена.

– Это правда… – Ее голос задрожал, и она на мгновение умолкла. – Это правда, что вы выращиваете мак и продаете опий по всему миру? – Ну вот. Страшные слова сказаны. Не решаясь взглянуть ему в глаза, она смотрела на свои сцепленные руки и ждала.

Он некоторое время молча сидел на краю ее постели, потом встал и подошел к окну.

– Да, Сарина, правда, – сказал он очень тихо. Внезапная боль заставила ее зажмурить глаза. Как бы она хотела, чтобы он опроверг то, в чем обвинил его Дженсон!

– Уже много лет мы в Китае называем Опий «Божье лекарство», – продолжил Во ровным, бесстрастным голосом, глядя в окно. – Это не только самое мощное из известных средств против боли, оно также способно вызывать безмятежный и спокойный сон. Если его умело использовать, оно станет источником спасения для тех, кто страдает от непереносимых мук, будь то боль тела или души. Его используют и могущественные императоры, и нищие крестьяне. Все, кто знает о силе мака, преклоняются перед ней. – Он наконец повернулся к Сарине лицом и спросил: – Это Карлайл рассказал тебе?..

– Да. – Она кивнула, не решаясь поднять глаза.

– Понятно. – Он сложил руки на груди и засунул ладони в широкие рукава бирюзово-золотистого халата. – Мой друг Дженсон, – сказал он с кривой усмешкой, – как и многие твои соплеменники, способен искать избавление от боли только в спиртных напитках. – Он с сожалением покачал головой. – Как легко смотреть сквозь пальцы на то, что привычно, и осуждать незнакомое. Возможно, вы, на Западе, считаете себя более добродетельными, чем мы, но в Китае я знаю очень мало людей, которые бы не отвергли эту мнимую добродетель в момент сильной боли.

Он подошел к кровати, приподнял подбородок Сарины и заглянул ей в глаза.

– Интересно, мой прекрасный лотос, как поступила бы ты, если бы тебе пришлось выбирать?

Он вышел, оставив ее одну разбираться в своих мыслях. Потрясение от слов Дженсона притупилось искренностью ответа Во. Подобной чести, как понимала Сарина, не удостоилась бы ни одна китаянка. В его словах была правда, которая не только успокоила ее страхи, но даже сделала лицемерным праведное негодование Дженсона.

Кто из вас без греха, первый брось в нее камень, вспомнила Сарина и почувствовала внутри какую-то тяжесть. Дженсон Карлайл в который раз доказал, что он именно тот, кем она его считала. Лицемер. Потому что при всех своих грехах он первый бросил камень.