– Что же мне с тобой делать? – задумчиво произнесла я. Оставить мальчишку ночевать в лесу я не могла, возвращать опекуну, от которого он явно сбежал, не хотела. Пожалуй, стоило спрятать Арсения на пару дней, до тех пор, пока не станет ясно, почему господин Игнатьин так настойчив в стремлении оставить себе опеку над мальчиком, к которому не испытывал ни малейшей симпатии.
– Для мадам Каро ты ещё маловат, – продолжила я рассуждать вслух, – но, с другой стороны, там тебя искать точно не станут.
Я рассмеялась, представив, каким будет лицо девицы, когда я вернусь вместе с мальчиком. Арсений рассмеялся следом за мной, потом наш смех подхватила Луночка, окончательно спугнув тишину, опустившуюся было на просёлочную дорогу после исчезновения Аэрта.
Сердцевина 10
– Ай-о-лллэ, – голос старухи чуть заметно дрожал.
– Ай-о-лллэ, – вторил ей звонкий девичий голос.
– Ай-э, – скрипнула дверь, пропуская меня в домик Фатхи, и песня оборвалась. Две пары глаз – чёрные, подвыцветшие Фатхи и голубые Яшки – настороженно посмотрели на меня. Но в глазах Фатхи насторожённость сменилась радостью, а после нескольких слов по-томальски, брошенных старой томалэ Яшке, голубые глаза вспыхнули восторгом. Девочка вскочила с лавки, неловким движением опрокинув ступку, в которой перед моим приходом толкла высушенные травы. На мгновение она замерла, а потом торопливо принялась собирать рассыпанное.
Старуха, тяжело опираясь на клюку, встала с лавки.
– Кто к нам пришёл! – воскликнула она. – Виталион Павлович, гость дорогой!
– Здравствуй, Фатха, – ответила я.
– Спасибо тебе за внучку, – старуха поклонилась так низко, как ей позволила спина. – Век за тебя Хозяина дорог молить буду.
И, обернувшись к девочке, прикрикнула:
– Благодари, Яшка.
Девочка, оставив рассыпанную траву, поспешно подошла ко мне и неожиданно поцеловала руку. Потом, глядя прямо в глаза, срывающимся от волнения голосом произнесла:
– Виталион Павлович, я благодарю Вас за спасение моей жизни и моей души. Я признаю долг жизни перед Вами.
Старуха ахнула от неожиданности. Да и я с трудом удержалась от удивлённого восклицания. Признание долга жизни, когда спасённый становился тенью и рабом спасителя, – отголосок древних традиций, оставивший следы в легендах и сказках… Вот уж никак не ожидала услышать формулу признания долга от томальской девочки.
Я медлила с ответом, пытаясь найти выход. Мне страшно не хотелось обзаводиться должником, а уж тем более такой юной должницей, но я смутно помнила, что отказ от принятия долга мог ударить по спасённому. Девочка смотрела, напряжённо ожидая моего решения. Похоже, пауза показалась ей невыносимо долгой, и она не выдержала.
– Он сказал, что вы не можете мне отказать, – заявила Яшка.
– Кто он? – в один голос воскликнули мы с Фатхой.
– Аэрт, – ответила девочка, с вызовом глядя на меня.
– Аэрт? – Фатха не скрывала своего удивления, а я непроизвольно сжала кулаки. Выходит, тёмный Страж нашёл-таки дорогу в Яшкины сны. Но ему там делать нечего.
– Я принимаю твой долг жизни, – ответила я, глядя на серьёзное полудетское личико. Насупленная Яшка кого-то мне напоминала, но сейчас было не время разбираться с её сходством. Я должна была защитить девочку. – Моё кольцо у тебя?
– Да, – подтвердила девочка. – Вот.
Она сняла кольцо с пальца и протянула его мне.
– Нет, пусть оно остаётся у тебя, – покачала головой я. – Как символ твоей клятвы. Но этого недостаточно.
Я достала из кармана Яшкин браслет, с которым провозилась сегодня всё утро. Я не артефактор, конечно, но кое-что умею. Так что теперь призвавшему Охотника будет нелегко отыскать девочку, да и самому Стражу будет не так просто проникнуть в её сны.
– Давай руку.
Завязывая кожаные ремешки браслета, я обратила внимание на родимые пятна на Яшкином запястье. И вдруг в памяти всплыли строчки из письма, разосланного восемь лет назад князем Загряжским. «Из имения под Крутояром пропала девочка. Глаза голубые, волосы русые. Особые приметы – родинка на правой щеке, да четыре родинки на запястье крестом…». Голубые глаза и русые волосы встречались нередко, а вот крест из родинок…
– А теперь беги, погуляй, – приказала я. – Нам с Фатхой надо поговорить.
– Как прикажете, господин, – поклонилась девочка и вышла, прикрыв за собой дверь.
– Ох, что же теперь будет, яхонтовый, – тихо сказала старуха, обращаясь больше к себе, чем ко мне.
– Не тревожься, Фатха, – ответила я, помогая ей сесть на лавку. – Я не обижу девочку.
– Обещаешь? – спросила томалэ, испытующе глядя мне в глаза.
– Обещаю, – ответила я.
– Чем же мне отблагодарить тебя за внучку, золотой мой? – спросила старуха. – Помоги мне снять приворот, Фатха, – ответила я, вспомнив о цели своего прихода. Меня беспокоил так некстати оглянувшийся Радх. Судя по поведению Аэрта, приворот подействовал даже на него. Что же тогда должно твориться со смертным мужчиной?!
– Тебя приворожили, сердечный мой? – всполошилась Фатха.
– Нет, – вздохнула я. – Не меня, я.
– Ты? – изумилась старая томалэ. – Да такому красавчику только поманить, любая прибежит. На что ж тебе приворот?