Цветок и Буря

– Мне чудилось, – говорила старуха, заламывая руки, – что для мужчины нет ничего важнее удовлетворения своих сердечных нужд, что мысли его заняты исключительно своей привлекательностью да наполнением женского начала энергией жизни, запертой внутри него, как внутри сосуда: то было чудовищное заблуждение, стоившее юношам, коих я знала, слез, порванных одеяний и бессонных ночей. Какая жалость; я даже не помню, как выглядели те бедолаги, что пытались заовевать меня, но навечно сгинули в пучине воспоминаний!

Бабушка терзала себя сожалениями о прошлом, и с каждым годом их становилось все больше. Она страдала оттого, что бывала жестока с дочерью, страдала оттого, что отправила ее сражаться в первых рядах с бунтовщицами и тем самым позволила единственной наследнице утратить способность ходить; она жалела юношей, которых жестоко использовала и выгоняла за дамэнь, жалела, что не может снова сделаться молодой, безгрешной девчонкой, глядящей в будущее с энтузиазмом и надеждой.

Раз за разом Глава Клана напоминала своим внучкам об имеющемся у них бесценном даре: времени. Впереди у них была целая жизнь, которую те могли прожить с честью и достоинством, так, чтобы потом ни о чем не жалеть.

Юань сглотнула и поудобнее устроилась на своем месте, чувствуя себя слегка неловко под гнетом чужих восхищенных взглядов и непрошенных комплиментов.

«Ни о чем не жалеть».

Что ж, вечер изящных искусств был традиционным ритуальным действом, во время которого души жениха и невесты сплетались узами любви: первый, являя глазам или ушам возлюбленной свое истинное изящество, пробуждал в ее сердце пыл и страсть, в то время как вторая, проникаясь чувствами, впервые открывала для себя счастье быть женой и ощущать на себе супружеские заигрывания. В некотором роде, вечер изящных искусств служил также прощанием с юностью, первым неловким шагом по дороге, залитой кровью и усыпанной лепестками – дороге женщины, которая, в отличие от девочки, несет ответственность за свои действия и слова.

Юань должна была стать хорошей женой и отличной матерью, однако мысли ее, встревоженные и взбаламученные, все не желали успокаиваться, становиться степенными, как у всякой взрослой. Тут и там мелькали белоснежные силуэты и длинные светлые рукава, горели розовые фонарики, однотонные одеяния дочерей Главы выступали из сгущающегося сумрака, и эта цветовая гармония из светлых полутонов рождала в сердце девушки странную тревогу.

Она прощалась с юностью, вставала на путь женщины. Все вокруг глядели на нее, словно на какую-то диковинку – впрочем, она и была диковинкой, ведь прибыла забрать мужа из странного и далекого клана Бури, не знавшего иных цветов, кроме фиолетового и черного, и забывавшего о милосердии, когда речь заходила о несоблюдении норм этикета и пренебрежения суровой дисциплиной.

Юань смотрела на свое тело, оглядывала руки и ноги, не смея поверить в происходящее: ритуальное лунпао госпожи Цветок сидело на ней как влитое, талию перехватывал сверкающий полупрозрачный пояс из ци, созданный Тином для будущей супруги. После празднества невеста должна была оценить красоту и изящество своего жениха, преподнеся тому ответный подарок из своей ци – чаще всего это бывала сияющая шпилька или коллекция тонких браслетов, переплетенных друг с другом.

– Вы выглядите встревоженной, – склонившись к уху невестки, заговорщически произнесла госпожа Цветок. – Что, треклятый преступник все не желает выходить из головы?

– Что Вы, не беспокойтесь за меня, – негромко ответила Юань. – Мое волнение приятно, ведь совсем скоро празднество начнется, и я наконец-то снова увижусь со своим возлюбленным.

Глава Клана, отстранившись, окинула ее внимательным взглядом, после чего опустила плечи и вздохнула. Девушка догадывалась, что со стороны выглядела весьма безрадостно, однако даже представить не могла, что настолько плоха в сдерживании истинных эмоций.

– Вставать на путь женщины всегда непросто, дорогая Юань, – изрекла наконец госпожа Цветок. – Ваши пальцы дрожат, Ваши колени трясутся под лунпао. Я знаю это чувство; совсем скоро оно уляжется, оставив после себя лишь горькое послевкусие.

Девушка посмотрела на свои руки и ужаснулась: пальцы онемели настолько, что продолжали непослушно дрожать, даже когда она осторожно подула на них, поднеся к лицу. Весенний вечер был приятным и прохладным, однако Юань ощущала себя так, словно очутилась среди заснеженных горных вершин в одном драном ципао. Даже недавние схватки с таинственной воительницей и зловещим красавцем теперь казались всего лишь скучными бытовыми ситуациями, на которых не следовало заострять внимание.

Все самое главное начиналось здесь, под навесами, среди роскоши одеяний и ниспадающих за спиною шелков, среди скользящих туда-сюда фигур, завершающих приготовления к вечеру изящных искусств, который имел обыкновение длиться до самого рассвета, и сверкающих голубых фонариков, исписанных благословениями.