Цветок и Буря

Черные волосы юноши всколыхнул легкий ветерок, и в его левой руке материализовался веер с павлиньими перьями, которым тот принялся неспеша обмахиваться. Он сделал несколько маленьких, крайне изящных шажков в направлении Юань, и та, вскочив с постели, призвала свой фамильный шест.

«Гэтю, – позвала она мысленно. – Не соизволишь откликнуться хотя бы сейчас?»

«Соизволю, разумеется, – ответил тот наигранно-приторным голоском, явно заигрывая со своей хозяйкой. – Вот только своей энергией делиться не стану».

«Из-за твоего бездействия вчера я могла умереть!»

«Но не умерла же, в конце концов».

Девушка прикусила нижнюю губу до крови, пытаясь всколыхнуть ци, но ее жизненные силы все еще были на исходе. Юноша с веером мягко прошествовал к постели и опустился на нее, продолжая глядеть на девушку с нескрываемым удовольствием; презрительная усмешка расцветала на прекрасном лице, преобразуя идеальный рот в широкий звериный оскал.

А потом он вдруг исчез – растворился в воздухе с громким свистом ветра, который, вылетев в окно, спугнул сидевших на веточках птиц; чувствуя, как по телу вновь разливается слабость, а желудок сводит от голода, Юань лениво вернулась в постель и улеглась на нее, стараясь не думать о том, что рассвет с минуты на минуту сменится ранним утром, а вместе с ним начнутся многочисленные расспросы, встречи и оправдания.

Подумать только, ей придется бродить туда-сюда весь день, когда телу больно даже согнуть колено!

Она положила свой шест рядом и осторожно коснулась древесины ладонью.

«Что, заигрывать со мной решила? – нагло спросил дух в ее голове. – Не думай, что так ты растопишь мое сердце и заставишь покориться!»

«У тебя нет сердца, мерзкое ты создание. Только и делаешь, что дразнишь меня».

«Я служил своей прошлой хозяйке верой и правдой. Знаешь, кому я принадлежал раньше?»

Фамильное оружие с особыми рунами, сдерживающими внутри опасных боевых духов, было у каждого Клана: иногда его дарили любимым детям в день совершеннолетия, иногда доверяли близким слугам или носили сами. Клан Иллюзии, насколько было известно, и вовсе предпочитал держать опасные реликвии древности вдали от человеческих рук и считал их нечистыми – правда, не возражал против использования идентичных артефактов другими.

Лишь одно правило в использовании этих удивительных вещей было неизменно: дух, пусть и заключенный, всегда выбирал себе хозяина самостоятельно, вырываясь из рук того, кому искренне не желал служить. Такого рода протесты, разумеется, тоже не были регулярными, однако Юань все же удивлялась всякий раз, когда Гэтю, явно тяготеющий к пороку и разного рода хулиганствам, не мешал ей хотя бы драться своими силами.

Говорили, что создателями фамильного оружия были Шесть Матерей – воительницы, философы и подруги, что однажды организовали свои кланы и поклялись жить в мире друг с другом, защищая народ от давно канувших в лету чудовищ. Именно они запечатали в свое оружие опаснейших духов и передали его на хранение потомкам, завещав использовать с умом и добротою. Юань усмехнулась, представив свою множество раз прабабку болтающей со своевольным духом обо всяких мелочах. Впрочем, с ней-то он наверняка был крайне услужлив.

«И почему из трех сестер ты выбрал именно меня? – спросила девушка задумчиво. – Ты ведь терпеть меня не можешь».

«Нет, могу. Я же не мученик какой – делаю лишь то, чего сам желаю, пусть и находясь в заточении».

«Такое заточение весьма сомнительно и иллюзорно».

«Свобода слуги, выбирающего себе хозяев – не вполне неволя, но и не вполне свобода».

Девушка фыркнула и дематериализовала шест, заставив духа умолкнуть.

«Пф-ф… Философ».

Глава Клана сидела на возвышении, дружелюбно и почти по-матерински улыбаясь. Розовое лунпао невероятно шло к ее румяному лицу, раскосые глаза теплого цвета с молодой непосредственностью рассматривали Зал Великого Лепестка, который та наверняка знала наизусть. Надевать мянь она не стала, зато украсила волосы роскошным буяо, как бы подчеркивающим ее истинный статус; монахини, служившие ей и личной прислугой, и советчицами, и охраной, стояли у стен, склонившись в почтении. Знаки лепестков на их повязках поблескивали в лучах раннего солнца.