— Я бы вернулась в Пубир. Прекрасный город, несмотря на всю помойку и проклятущих мартышек. Там тепло. Привычно. Старость я бы встретила там.
— Риона.
— Правда? Столица Треттини? Свой домик? С Виром конечно же?
— С Виром, — последовал твердый ответ.
— Ну что же. Риона не так далеко от Пубира, как твой дурацкий городишко, название которого я и не помню уже. Будем ездить друг к другу в гости.
Они обе понимали, что этого никогда не случится, но улыбнулись, словно бы скрепляя обещание, которое даже не прозвучало.
— Хорошо, рыжая. Плети свои ниточки. Дергай за них. Управляй даже мной. Но закончи это безумие. А там посмотрим.
Она взялась за ручку двери.
— Пожалуйста, не говори Мильвио. Это причинит ему боль. Потому что я — не она. И не Нейси. И не его лучший друг. Никому не говори.
— Хорошо, о милосердная.
— Не называй меня так. Уж чего, а милосердия во мне куда меньше, чем в тебе. Я спросила у дэво, какое милосердие я совершила. И Ради ответил, что милосердие совершают те, кто окружают меня, делая лучше мир. А я, смотря на это, становлюсь добрее и правильно плету нити. Чтобы потом милосердие пришло ко всем.
— Твои евнухи мне нравятся все больше, — сказала сойка и ушла, оставив дверь открытой.
Глава 20. У порога.
Начальник каравана. Кариф
Они прибыли ранним утром, когда солнце окрасило коралловым лед на пиках, а после коснулось шпиля башни.
Пятеро. И Ремс, дожидавшийся их у города, проведший мимо постов, скрывший от чужих глаз и ненужных вопросов. Лавиани, не чувствуя холода, вышла их встречать по замерзшей за ночь, теперь похрустывающей траве. Осень в горах была куда более сурова, чем на равнинах юга, и куда скоротечнее. Листья облетали, и через пару дней леса останутся голыми.
Шумела река. На соседней ферме блеяли овцы. В небе парила какая-то птица. Сойка осмотрела каждого, задержала взгляд на Нэ. И обернулась, когда дверь на улицу скрипнула, а затем, в сопровождении Ради, появилась Бланка.
— Добрались, рыба полосатая. Попрыгун, хватит улыбаться, ты меня смущаешь.
Тэо заключил её в объятия, несмотря на соответствующее случаю ворчание.
— Ладно-ладно. И я тебя рада видеть. Девочка, ты опять обрезала волосы. В чем дело, Вир? Ты во мне дырку прожжешь. Я жажду подробностей о битве, Фламинго.
— Все расскажу, сиора, — с поклоном сказал ей треттинец.
— Пойду дров принесу. В доме холодина, — произнесла она, направляясь к поленнице, давая возможность Бланке встретить друзей, с которыми та была разлучена с начала лета. Встретить Вира.
Отнесла дрова, разожгла огонь, услышала, как в столовую, пока еще темную из-за слабого солнца, вошла Нэ.
Старуха прислонила большой меч к стене, села на сундук, с удовольствием вытянула ноги.
— Здравствуй.
Сойка с силой пихнула полено в огонь:
— Все еще коптишь небо, старая стервятница? Я помню тебя с детства, не видела столько лет, а ты не изменилась.
— Ты знаешь, кто я.
— И мне плевать, кто ты. Для меня ты старая стервятница, которая всегда преследовала лишь свои интересы.
— Ты все еще обижена.
— Обижена? — Оскал Лавиани напоминал волчий, она наконец-то повернулась и уставилась в блеклые глаза древней старухи. — Я в ярости. Ощути это всеми своими птичками на теле, таувин. Я в ярости. Тогда, когда его убили, я нашла в себе силы не приходить к тебе и не требовать плату. Не срывать гнев хоть на ком-то. Ты осталась в своей башне, я пошла другим путем. И надеялась, что встретимся мы не раньше чем на той стороне. Надеялась, что ты уже там!
Нэ вздохнула, прижалась затылком к стене, посмотрела на темный потолок со следами сажи и жира.
— Помнишь, я как-то сказала, что мы обе будем плакать о том, что не случится?
— Скажи еще, что тебе жаль.
— Конечно, мне жаль. Он мог стать таким же, как Вир.
Сойка плюнула в огонь:
— Недавно я назвала одного человека кукловодом. Но никто не использует людей так, как ты. Для тебя мы всего лишь марионетки, которые нужны для достижения твоих целей.
— Это можно сказать про любого. Печально, Таллес заразил тебя ненавистью ко мне.
— А разве твой ученик и мой учитель был не прав насчет тебя?
— Таллес... запутавшийся, вечно ершистый, всегда бодающийся со мной мальчик. — В голосе Нэ прозвучала неожиданная мягкость. — Талантливый, но слишком упрямый. Он придумал про меня всякое, и многое из этого неправда.
— Он ненавидел тебя! Все, что ты олицетворяла для него! И я всегда удивлялась, чего ему далась старуха, которая учила его делать татуировки? Но теперь-то понимаю, что учила ты его не только рисовать, раз уж сама в картинках.