Цветок лотоса

В какую сторону ушел зараженный мальчик, мне никто не сказал. Я знал только одно, что он из долины Рио-Гранде. Надо было спешить туда, ведь упущено четыре дня. И я спешил. В некоторых поселениях индейцы встречали меня приветливо, в некоторых — с опаской. Я заметил, что какие-то люди почти одновременно со мной уходили из одного селения в другое, что-то передавая. Позже я узнал, что они передавали предупреждение Нана. Но мальчика я нигде пока не встретил.

Прошла неделя-другая в поисках. Когда я наконец увидел впереди большой черный камень и около него островерхие хижины, меня удивила призрачная тишина в селении. Сердце сжалось. Вскоре я понял, что опоздал.

Здесь, в селении Нана, жило почти 30 человек, из них только один Нана казался здоровым. Это произошло потому, что он неделю ходил в поисках пищи и пришел домой уже тогда, когда вернувшийся сын метался в жару. Он не подходил к нему и стал ночь проводить в раздумье у камня. Куанип бредил, и страшное подозрение родилось в уме Нана: «Пришельцы послали смерть на селение!»

Погасли костры уже в четырех хижинах, остались еще три, и среди них одна его, где умирала жена, дочери и метался в агонии сын.

Да, Куанип оказался тем зараженным мальчиком, которого искал я. По селению бегали собаки, голодные, воющие над трупами. Картина поистине ужасная.

Я сделал все, что мог. Не помню, сколько дней или недель, мотаясь между миссией и хижиной Нана, я боролся за жизнь Куанипа. Когда он стал поправляться, я смог отдохнуть. Почему поправился Куанип? Для меня до сих пор осталось загадкой.

Вскоре я уехал, строго-настрого наказав Нана сжечь не только трупы, как это в обычаях огнеземельцев, но и все вещи, принадлежавшие им.

Через неделю мне удалось вновь приехать к большому камню. Нана выполнил все как надо. Я заглянул в его хижину, она была пуста, но тлеющие головешки показывали, что хозяева только что ушли. Я проскакал вперед от камня по течению. Никого! Повернул лошадь назад, и скоро мне представилась незабываемая картина.

Огибая кусты, впереди по тропе шел Нана. Шкура, наброшенная на левое плечо, была длинной и доходила до щиколоток. Правое плечо и руки оголены. Левая рука придерживала оба конца шкуры и крепко сжимала знаменитый лук и стрелы. На нем белая меховая шапка и большие сандалии с белым верхом. Он шел не спеша. За ним шел Куанип, одетый как и его отец в шкуру, только наброшенную на оба плеча. Он обеими руками придерживал концы шкуры, но также сжимал в левой ручонке маленький лук и стрелы. Голова его была открыта, он шел босиком. Он еще, конечно, слаб после болезни, но раз его отец покинул прежнее жилье, значит так было нужно. Я сошел с коня. Нана увидел меня и, не дожидаясь вопроса, сказал:

— Мы ушли за реку к большой воде, на юг. Мы будем стрелять только своих гуанако. Но пусть все знают, что эта земля наша! Я оставил хижину, и я могу вернуться!

Он снова зашагал вперед. Куанип посмотрел на меня и улыбнулся приветливо. Они долго еще были видны, пока их не скрыли кустарники.

К западу от побережья залива Сан-Себастьян вдоль невысоких холмов пролегал один из оживленных путей передвижения одного рода она к другому. Здесь, в одной из лощин, они собирались на общеродовые праздники и чаще всего сооружали большие ритуальные хижины, в которых юноши проходили обряд посвящения. Под наблюдением старейшин и шаманов юноши посвящались в законы племени и рода, учились охотничьим приемам, состязаниям, слушали рассказы о легендарных героях. Когда юноша, исполнивший все требования обряда, покидал хижину, его считали уже взрослым.

Дорогой мимо этих холмов нередко пользовался и я в своих поездках по восточному побережью острова.

Уже стояла осень. Из многих селений юноши и их отцы шли по дороге к месту празднеств. Я обогнал отдельные группы и приближался к холму, называемому на языке она «Шорт» — что означает «дух белого камня». На холме на самом деле лежало несколько белых камней, которым поклонялись. Вдруг раздался залп. Дымок взвился над холмом. Идущие впереди с криком ужаса упали на землю. Моя лошадь вздыбилась. Пока я соображал в чем дело, снова раздались выстрелы. «За что? — мелькнуло в голове, — ведь здесь нет еще ферм, она не охотятся на овец — белых гуанако?» Я пришпорил коня и взлетел на холм, где была устроена засада. Мое появление ошеломило бандитов, притаившихся за камнями. Некоторые повскакали с мест, но начальник резко окликнул их удивительно знакомым голосом:

— Приготовились, пли!

— Стойте, Джулио Поппер! Вот мы и встретились! — успел выкрикнуть я, прежде чем прогремел новый выстрел.

— А, это вы, доктор? Проезжайте своей дорогой, не мешайте моим парням целиться!

Поппер подскочил ко мне и схватил лошадь под уздцы.

— Остановитесь, негодяй! В чем провинились эти люди? — крикнул я Джулио.

Он, как и в прошлый раз, скривил губы:

— Это не ваше дело, вы не помешаете мне! Убирайтесь к черту, пока у меня есть терпение!

— Поберегитесь, Поппер!

Я задыхался от гнева и вынул кольт.

— Я не дам отпущения грехов. Или вы сейчас же со своей сворой покинете этот холм, или… — я угрожающе поднял оружие.