Цветок лотоса

— …Енох летал на космическом корабле пришельцев, что большинство религиозных легенд так или иначе связано с посещением Земли гостями из космоса? — перебил его Дмитрий. — Это мы знали довольно давно. Но общая картина складывалась постепенно. Факты. Догадки. Гипотезы. Еще факты. Новые методы их обработки… Словом, когда на Балканах нашли в одном из монастырей фрески древние, заметьте, фрески, — на которых Иисус Христос был изображен в ракете, никто этому не удивился. Люди были подготовлены.

Это первый этап. Второй начался после того как были разработаны методы обнаружения ноносферы в масштабах Галактики. Мы практически уже можем назвать десять-двенадцать сравнительно близких цивилизаций. К одной из них, кстати, и направлялась «Двина».

— Простите, Дмитрий… Ноносфера — это что?

— Я понимаю, термин вам не знаком. Но суть вы, наверное, знаете. Это, пожалуй, одно из крупнейших открытий нашей науки, сделанное еще в двадцатом веке академиком Вернадским. Точнее, это его идея. Всякая планета, населенная разумными существами, создает вокруг себя особое поле — назовем его приближенно полем психической радиации. Это — биение мысли. Силовое поле интеллекта. Образование, присущее только разуму. Понимаете? И мы научились в глубинах Галактики выделять те участки, где присутствует ноносфера. Это универсальный метод. Безошибочный. Но участки пока слишком велики. Со временем, конечно, мы сможем локализировать уже не участки неба, а отдельные планетные системы.

Все это я вам рассказываю для того, чтобы пояснить свою мысль: после открытия очагов ноносферы, а следовательно, разума во Вселенной, уже нельзя было отговариваться тем, что разум — явление уникальное и неповторимое. А раз так — посещение Земли пришельцами стало фактом истории.

А теперь несколько фактов из нашей земной, домашней, так сказать, истории. Вы улетели с вашей Короны, когда на Земле шла первая мировая война. Почти в канун революции…

Когда Дмитрий замолчал, Ратен спросил:

— Помните, перед тем как включился Информаторий и мы отправились сюда, в тайгу, вы назвали меня утилитаристом? Меня это, признаться, несколько смутило…

— Да-да. Сейчас я поясню свою мысль. Ну, чтобы совсем коротко, скажу так: человечеству не нужны спасители. Ни мифические, в образе Христа или Магомета, ни во плоти, прилетающие на звездолетах. Вы прилетели открыть нам глаза. Мы открыли их сами.

Вы хотели помочь нам навести порядок, социальную справедливость. Как видите, и тут мы справились неплохо. Наша история была трудной. Трагической. Но это — наша история. И кто знает, не пройди человечество через столько испытаний смогли бы мы стать теми, кем мы стали.

Ребенок, который в детстве не расшибал коленей, не падал с дерева, не получал подзатыльников, — такой ребенок может вырасти нелюбознательным тихоней и трусом.

— Но ребенка следует остановить, если он начинает играть с огнем! Если его шалости становятся опасными. Мы были старше вас, опытней, и мы поняли, что наш долг — поделиться своим опытом.

— Нет, Ратен! Чужой опыт — всего лишь чужой опыт. Вряд ли он может помочь кому-нибудь.

— Ну хорошо. Пусть так. А в чем же все-таки мой утилитаризм?

— Я не закончил свою мысль. Когда-то, еще на заре космонавтики, некоторые сомневались: а стоит ли летать к звездам? Вопрос стоял так отыскать планету с высокой цивилизацией; посмотреть что к чему, поднабраться ума-разума и привезти этот ум-разум домой. Но дорога длинная, пока долетишь, пока вернешься — знания, глядишь, устареют. Так стоит ли керосин жечь?

Понимаете? Полет — за чем-то. За опытом. За золотым руном. За тайной мироздания. Все это хорошо. Но ведь самое большое чудо, самая главная цель — это встретить себе подобных. И не нужны нам сокровища их мысли, их Голконды и Эльдорадо! Их математика и их машины. Нам нужны они сами. Нужна встреча. А это устареть не может.

Всякий иной подход к этому вопросу я называю утилитарным.

Вот и вы тоже: летели к нам не потому, что мы существуем, а для чего-то. Помочь, спасти и так далее. Опоздали. И — растерялись. Цель потеряна.

А помните, вы же сами рассказывали о чувствах, которые овладели вашими космонавтами, когда они впервые встретили людей — людей с ногами и руками?

Ратен покачал головой:

— Все верно. Но я сказал лишь одну фразу: «Мне нельзя быть довольным или недовольным. Я ученый». А это значит, что я не мог выполнить программу полета. Больше того, я заблудился во времени и до сих пор не знаю, на каком участке маршрута попал в гравитационную ловушку. Результаты моего полета неожиданны, научная ценность их неоспорима, но как ученый я чувствую себя неудовлетворенным…

— Мне это непонятно! С потерей времени вы потом разберетесь, ведь главное — в другом: впервые попав на Землю, вы поняли, что человечество придет к своему расцвету, знали, что не дождетесь этого, хотя вам, конечно, хотелось бы дождаться — и вот волей случая вы становитесь современником нашей цивилизации — и вы, мягко говоря, растеряны.