Цветок моей души (СИ)

- И каждая община будет платить тебе, правителю города Ангин. Зря смеялись над тобой другие вассалы, князь сделал поистине бесценный подарок, – Хенг азартно хлопнул руками. Чонган усмехнулся безрадостно.

- Князь высоко ценит тех, кто ему предан, – вздохнул он. – Завтра отправляемся на Стеклянный пляж, проверь всё ли готово.

Внизу под башней остановилась гибкая фигурка мальчишки в одних оборванных штанах и рубахе. Его руки плавно описывали полукруги. Стая чаек пролетела над головами Чонгана и Хенга, и застыла над головой мальчика. Повинуясь его рукам, стая закружилась по спирали. Одарённый. Тренируется на птицах. Что-то много их становится в последнее время. Не сегодня-завтра и за этим мальчиком придут храмовники. Выплатят родителям положенный откуп и мальчишка исчезнет из города навсегда.

- Первый, ты теперь завидный жених… - Хенг осторожно начал разговор, - многие благородные захотят укрепить свой род.

- Да, мне уже сделали несколько предложений, – ответил Чонган равнодушно. – Мне сейчас только этого не хватало - влезать в интриги вассалов. Отдашь предпочтение одному, ослабишь второго. Мне эти игры противны.

- Тогда возьми наложницу, - выдохнул друг. Чонган дернулся, желваки заходили ходуном и Хенг укрепился в своих подозрениях. – Желательно молодую, горячую. Возьми ту, которая будет тебя искренне любить, в замке много готовых стать даже наложницей, лишь бы твоей. Ты теперь даже девственниц можешь брать наложницами, уверен, многие роды и на это согласятся.

- С чего это, брат мой, ты завел такие речи? – прищурился Чонган. – Раньше, ты в мою постель не лез.

- Да и сейчас хотел бы избежать этого разговора, - Хенг вздохнул. – Возьми наложницу из благородных, а её выкинь из головы, Первый. Не для тебя она, зря только мучаешься.

Чонган резко развернулся к Хенгу, открыл рот для ответа, но промолчал. Отвернулся.

- Мог бы – выкинул. – Он пошел прочь, оставив старика в одиночестве.

Стеклянный пляж оправдал свое название. Кусочки разноцветных стекол были отполированы водой до гладкости и полностью покрывали косу. Они сверкали в лучах утреннего солнца настолько сильно, что глазам было больно – словно бесчисленное множество драгоценных камней. Гиде рассмеялась, скинула с ног туфли и побежала по стеклу до воды. Она приподняла подол ханьфу, чтобы не замочить в воде. Служанка испуганно ахнула, но князь и не думал ругать Гиде за непристойный вид. Он любовался маленькими ступнями, быстро перебиравшими по стеклу.

- Холодно-холодно-холодно, - взвизгнула она и крикнула служанке, - принеси скорее туфли, вода просто ледяная.

Князь опередил служанку и сам принес обувь. Он опустился на колени и сам одел туфельку на ногу. Маленький отряд, сопровождавший их до пляжа, отвернулся – было неловко наблюдать за семейной сценой. Только Чонган не отрывал взгляда от девушки и склонившегося перед ним князя.

Поездка, утомившая всех, подходила к концу. Дороги становились все лучше, чаще стали встречаться груженные подводы и небольшие группы людей, направляющиеся в Сиан: монахи в своих ярко-алых одеяниях, распевающие молитвы, кортеж богача, крестьяне с мешками на плечах и корзинами в руках. Из корзин злобно шипели гусиные головы, клювы широко раскрывались, обнажая острые зубы.

Ближе к городу Чонгану пришлось отправить отряд стражников вперёд, чтобы расчистить дорогу для княжеского кортежа. Не слишком проворных крестьян, его стражники попросту выбрасывали в грязь на обочине. Чонгану запомнилась одна семья, собиравшая просыпавшуюся редьку в огромную корзину: оборванные, худые отец и мать спешно собирали корнеплоды, а дети замерли, что поглазеть на великолепие кортежа. Маленькая девочка с длинными, растрепанными волосами стояла, открыв рот. Сквозь прорехи грязной, оборванной одежонки виднелось худенькое тельце. Распахнутые в крайнем удивлении глаза смотрели на него в восхищении. За руку она держала совсем маленького мальчишку, только научившегося ходить. Он указывал на них пальцев и что-то ей говорил.

Какой утомительной, должно быть, была дорога для них. Наверное, отец тащил на себе корзину, а мать – младшего ребенка. Какой крайний случай заставил их двинуться в дорогу? Почему община не помогла им продать свой нехитрый урожай, соседки не присмотрели за детьми, пока родители не вернутся из города? Против воли, Чонган направил своего коня в грязь.

Первой что-то почувствовала мать: она подняла голову, выронила из рук редьку и кинулась к детям. Одной рукой схватила младшего, второй прижала к себе девочку и упала на колени, прямо в жирную, чавкающую грязь. Отец подбежал к своему семейству и тоже упал на колени, голова склонилась в поклоне чуть ли не до земли: «Простите, господин, мы сейчас все уберем!»

Чонган наклонился и подхватил девочку с земли, усадил её перед собой, затем протянул руку к малышу: «Садись с мужем и детьми на свободные повозки. Только живее».