Цветок на ветру (СИ)

Руслан даже не заметил ее отсутствия. Он сказал вслух страшные слова, которые до сих пор вертелись в голове. А ведь он на самом деле дошел до такого состояния, что способен на убийство. Зоя заслужила смерть. Сколько боли и обид причинили ему она и ее матушка. Особенно теперь, когда она снова украла его дочь, а ведь это его дочь, так же, как и ее. Более того, он воспитывал ее гораздо дольше, чем она. Они прожили вместе десять лет, и он уже надеялся, что Зоя никогда не встанет на его пути. Ну что ж, она сама виновата. Она опять грубо разрушила все то, что он создавал годами. Он ведь был хорошим отцом для Каролины, он заботился о ней, покупал ей все самое лучшее. Почему только в нашей стране детей отдают матери? Зачем же тогда нужны отцы? Только для того, чтобы поучаствовать в процессе оплодотворения? Нет, он собирается исправить эту несправедливость. Он докажет всему миру, что отцы тоже имеют право на детей. Нельзя лишить нормального отца его собственного ребенка, позволив этим женщинам творить все, что они хотят. Руслан вспотел. На лбу выступили капельки пота. Он принял решение. Он убьет Зою. Он не сможет спокойно жить, если будет знать, что она снова получила все, оставив его в дураках. Он не отдаст ей их девочку. Он вспомнил о том, что в ящике у него до сих пор лежит пистолет, оставшийся после работы в милиции. Ему удалось скрыть это от начальства. Он поднялся и достал его. Пистолет легко скользнул в руку, охладив горячую ладонь. Он прицелился и прошептал: «Я отомщу тебе за все». Странно, но теперь, когда он принял решение, ему стало гораздо легче. Похмельный туман почти рассеялся. Ему надо побриться и собрать вещи. Все решено — он едет в Москву. Уже завтра все будет кончено. Он убьет ее, он давно должен был это сделать, еще тогда, когда она задумала расстаться с ним.

— Куда ты собрался? — в дверях ванной появилась Алла.

— В Москву, — отрезал Руслан.

— Ты не должен туда ехать! — вскрикнула Алла. — Не оставляй меня одну. У меня предчувствие, что все кончится плохо.

— Молчи, дура! — он оттолкнул ее. — Ты не должна вмешиваться. Твое место на кухне.

Руслан запер за собой дверь, и Алла, понуро опустив плечи, побрела по коридору. В голове билась одна мысль: он уезжает, он бросает ее. Ее взгляд упал на сумку, с которой Руслан собирался ехать. Она привычно открыла ее, чтобы проверить взял ли он с собой все, что могло ему понадобиться. Ее рука нащупала пистолет, и ее сердце похолодело. Он решил убить ее. Этого не может быть. Он решил убить Зою. Он сумасшедший. Руслан вошел в комнату и увидел Аллу у раскрытой сумки. Он наотмашь ударил ее по лицу.

— Кто разрешил копаться в моих вещах?!

Алла покачнулась и оперлась на кровать. От ужаса она почти не чувствовала боли.

— Зачем тебе пистолет?

Он приблизил к ней свое лицо с выпученными глазами.

— Молчи, слышишь?! Если ты кому-нибудь что-нибудь скажешь, я вернусь и пристрелю тебя, как самую последнюю суку.

— Неужели ты сможешь это сделать? — прошептала Алла разбитыми губами.

— Можешь не сомневаться, — дико хохотнул он и бережно уложил пистолет в сумку.

Алла повалилась на кровать. Итак, все кончено. Только сейчас она, наконец, поняла, что должна была понять давно. Руслан никогда не любил ее, и она не должна была выпрашивать эту любовь.

Звук захлопнувшейся двери прозвучал приговором. Она встала и подошла к окну, чтобы убедиться, что он не вернется. Проследив, как Руслан завернул за угол, Алла вернулась в комнату. Она поняла, что ей нужно что-то делать. Если он убьет Зою, его посадят, и милиция выйдет на нее. А она не вынесет тюрьмы. Она не хочет больше жить. Ей незачем бороться. В сорок лет измениться невозможно. К тому же у нее нет времени. Не сегодня, так завтра за ней придет милиция. Обман будет вскрыт, ее посадят за участие в похищении ребенка. Она не выживет в тюрьме, ей не для кого больше жить. Единственный человек, которого она любила и для которого пожертвовала всем, этого не оценил. Ему наплевать на нее, а уж ей самой всегда было наплевать на себя. И это было большой ошибкой. Надо было научиться жить и радоваться. Надо было любить себя саму, несмотря на одиночество и прошлые ошибки. Нельзя было позволять другим топтать себя ногами. Теперь слишком поздно. Она прошла по квартире, равнодушно глядя на вещи: в основном все было новым, купленным без ее участия. Каролине можно было высказать свое мнение, ее же просто игнорировали, поэтому она просто перестала ходить с ними по магазинам. Да и какая разница — какой цвет обивки у дивана или марка у телевизора?