— Ничего, у вас есть еще и настоящее. Вы должны вернуть свою любовь, о которой я так наслышана и вашу дочь Марину. Она не вернется к вам, если вы будете пить. — внезапно Зоя поняла, что она так кричит, что наверно слышно в комнате. — А сейчас извините, но мне надо укладывать дочь спать. Вы можете пожелать ей спокойной ночи.
— Да, конечно, я пойду, — он с трудом поднялся. — Спасибо, Зоя. Ты лучше всех. Ты все понимаешь.
Зоя смягчилась.
— Я жду от вас звонка, чтобы попробовать поговорить с мамой.
— Может, ты поговоришь и с Мариной? — он смотрел на Зою с надеждой.
— Ну уж нет. Это должны сделать только вы. У меня от семьи Яковлевых одни проблемы.
— Ладно, — он неловко просунул руки в рукава куртки. — Я завтра пойду в больницу.
— А сегодня обязательно выспитесь, — сказала на прощанье Зоя и облегчением закрыла за ним дверь.
Она вошла в комнату и посмотрела на разложенные журналы и свой альбом. Настроения заниматься чем-нибудь не было. Десять часов вечера. Вспомнив, что она обещала почитать Кате книжку перед сном, она заглянула в ее комнату, но дочка уже крепко спала, подложив ручку под щечку. Она так и не дождалась маму. Зоя ощутила укор совести. Ведь собиралась весь вечер провести с ребенком, а вместо этого пришлось решать проблему с ее дедушкой, который совершенно запутался в жизни. «Ох уж эти Яковлевы»! — вздохнула она и, поцеловав Катю, погасила свет в ее комнате.
Глава 41
На следующий день Андрей Валерьевич сдержал свое обещание: пошел в клинику и закодировался. Алкоголь теперь ему был противопоказан, и проблема пьянства была хотя бы временно решена. Зое удалось убедить Диану Дмитриевну дать ее незадачливому поклоннику еще один шанс. По случаю этого радостного события решили дать праздничный обед. С утра Зоя возилась вместе с Дмитрием Александровичем на кухне, решив продемонстрировать чудеса кулинарного искусства. Она раскатывала тесто, когда заметила в дверях Юру, который, неожиданно подкравшись, наблюдал за ней из-за двери. Он, вообще, обладал какой-то кошачьей грацией, и Зоя частенько бывала застигнута врасплох.
Она вытерла испачканные мукой руки и улыбнулась ему.
— Ты давно здесь стоишь?
Он подошел и обнял ее.
— Я любуюсь тобой. Что может быть прекраснее, чем красивая женщина на кухне.
— Красивый мужчина, который спешит ей на помощь.
— Сначала скажи — по какому случаю такой пир?
— Мне удалось помирить влюбленных, — хихикнула Зоя. — Мама снизошла до того, что согласилась выслушать Андрея Валерьевича. У нас дома.
— Не понимаю, отчего люди пьют? — потянулся Юра, подходя к окну и любуясь ярким солнечным днем. — Мне кажется, что жизнь прекрасна в любом ее проявлении.
— Просто жизнь еще не поворачивалась к тебе спиной, — улыбнулась Зоя. — Я его немного понимаю. У меня тоже был период, когда мне не хотелось жить. Не то, чтобы я, конечно, подумывала о самоубийстве, просто пребывала в тоске. Кстати, даже не могла позволить себе напиться, потому что была беременной. А ты, баловень судьбы, живешь в свое удовольствие.
— Правильно, так и надо. А ты слишком стараешься всем угодить и забываешь о себе. Ты хотя бы помнишь, когда ты в последний раз делала то, что хотела? — спросил Юра, надевая фартук.
— С большим трудом вспоминаю. Наверное, это было еще когда я жила в Кузьминках. Мне кажется, что с тех пор, как у меня появилась Катя, мои личные проблемы ушли на второй план и думаю, что надолго.
— Дело здесь даже не в Кате. Просто ты слишком хорошая, — он поцеловал ее в щеку, и стал ловко лепить пирожки. — Вот скажи, зачем ты сегодня в свой выходной день поднялась так рано и завела всю эту канитель? Лучше бы выспалась как следует.
Зоя задумалась над тем, что он, наверное, в чем-то прав, но она уж такая, какая есть, и ей хотелось устроить всем праздник. Мама так любит пирожки.
— Да ладно тебе, — отмахнулась она от своих мыслей. — Лучше скажи, ты сегодня останешься с нами или куда-нибудь исчезнешь?
— Ладно уж, так и быть. Помогу тебе на кухне, а потом можешь взять Катю и пойдем гулять.
— Да ты ли это, любимый? Ты пойдешь с нами гулять? Будешь торчать на детской площадке? — удивилась Зоя такому повороту событий.
— Ну а что тут такого? — смутился Юра. — Я, может, тоже хочу доставить тебе приятное.