Цветок папоротника

– Пока! – Ульяна помахала рукой и зашагала домой. Завтра выяснит, где Гриша был. Настроение у неё испортилось, уступив место тревоге и озабоченности. Светкины слова о том, что Гриша долго ждать не будет, запали в душу. А вдруг и правда не будет? Но мысль отмела – чувствовала, что будет, будет ждать. И само ожидание так же сладостно для него, как и для неё. Понимала, так же он томится ночами, как она, и сны такие же видит… срамные, горячие, от которых утром в краску бросает. То ценится, что с трудом достаётся, что выстрадано, вымолено долгим терпением. И, конечно, Светка, дура, не права… никуда он не денется, пока своего не получит. А получит только после хмельной свадебной гулянки и залихватских криков «Горько!», сопровождающихся нетерпеливыми поцелуями жаждущих остаться наедине молодожёнов.

Ульяна зашла в дом, тихо пробралась к себе и легла на мягкую кровать. Несмотря на беспокойство, сон пришёл быстро, Ульяна разметала на подушке светлые волосы, укрылась одеялом и тихонько почмокала во сне губами.

Утром Ульяну разбудили крики и настойчивый стук в окно. Она подумала – Гриша пришёл, извиниться хочет, что оставил вчера одну. Ульяна спрыгнула с кровати, накинула халат и раздвинула занавески. Прямо на неё уставилось лицо Светки с безумными глазами. Ульяна открыла окно.

– Чего тебе? В такую рань подняла… – Со стороны реки стелился серебристый туман, и было прохладно. Ульяна поёжилась.

– Господи! Улька! – Светка не могла отдышаться от волнения и быстрой ходьбы. – Там, у реки, Галину нашли!

Ульяна сразу не поняла, о чём она?

– Что значит нашли? Да скажи толком! – Она вдруг рассердилась на Светку за дурацкие выкрики.

– Мёртвую! Утонула! Галина утонула! Господи помилуй!

– Как утонула? Она же плавает хорошо…

– Сама не знаю, лежит на берегу, не дышит. Голая совсем, срам-то какой…

– Кто нашёл-то?

– Мальчишки с утра на рыбалку пошли, подальше того места, где вчера костёр жгли, а она у самого берега лежит в воде, волосами за корягу зацепилась. Поэтому, наверное, и не унесло течением.

– Господи! Ужас какой…

– Пойдём на берег, там вся деревня собралась, участковый тоже там, говорят, следователя из города вызвали.

– А что я там делать-то буду? Я покойников боюсь. Гриша там?

– Нет его, пойдём, послушаем, что говорят.

– Ладно, оденусь только. – Ульяна вдруг подумала, что стоит послушать, о чём в деревне шепчутся. Вдруг, что интересное услышит.

Около реки собралась толпа. Говорили тихо, стараясь не шуметь – смерть вызывала уважение. Тело накрыли, и потому, что оно было накрыто полностью, Ульяна поняла, что это окончательно и бесповоротно. В глубине души шевельнулось что-то вроде жалости к Галине, ставшей вдруг совершенно не опасной и не красивой, а, строго говоря, вообще никакой. Просто телом, которое через три дня зароют в землю, а вскоре и вовсе забудут. Ужасно умереть молодой. Ульяна содрогнулась.

Рядом с телом голосила мать Галины, оплакивая безвременно ушедшую дочь, грозила кому-то кулаком, бросалась на грязный кусок ткани, скрывавшей тело. Мать у Галины больная, работать толком не может, отец пару лет назад сгорел от водки. Галина у матери единственная опора, с ней она все надежды связывала. Совсем одна теперь останется… Ульяна вперила в землю неподвижный взгляд. Тяжко ей стало, душно. Расстегнула ворот платья, повернулась и пошла назад. Надо к Грише зайти.

Возле Гришиного дома остановилась, замешкалась. Вдруг его нет? Что матери сказать?

Клавдия, Гришина мать, сидела у порога. Увидев Ульяну, встала, пошла навстречу.

– Уленька! Что происходит-то там? Куда все бегут?

Ульяна махнула рукой.

– Галина утонула. Утром на берегу нашли…

Клавдия закрыла рукой открывшийся рот.

– Господи! Что ты говоришь! Утонула! Горе-то какое! Господи! Так ты сама её видела?

– Видела. Накрыли уже… Участковый там, следователя вызвали из города. Теть Клав, а Гриша дома?

– Спит. В аккурат утром пришёл. Я спала, не слышала. Встала скотину кормить, смотрю, он на сеновале спит. Разбудить?

– Нет. Не нужно. Я попозже зайду.

– Хорошо, Улечка, как знаешь… – Клавдия качала головой. – Ну, надо же! Галина!

Ульяну её причитания раздражали. «Как убивается-то! Будто родственницу потеряла! Неужели у них с Гришей так серьёзно было? Может, она и свадьбы нашей не хочет?» Ну, тут уж дудки! Ульяне всё равно, кто на что рассчитывал, она своего счастья не упустит, тем более теперь. Похороны пройдут, все и успокоятся. Выпила лишнего, небось, да купаться пошла. А там течение холодное, ногу свело, или сердце схватило… кто теперь разберёт?

Ульяна пошла домой. Мать накрыла на веранде стол для завтрака. Ульяна села, налила молока, хлеба отрезала свежего по своему обыкновению. Подняла на мать глаза:

– Новость слышала?

– Соседка сказала. Ужас, да и только! Что люди-то говорят?

Ульяна пожала плечами.

– Да ничего… шепчутся только, шепчутся, а о чём, не разберёшь. А что шептаться-то? Праздник был, выпили, купались… Кто в темноте увидит? Может, это нечисть её заморочила? Русалка или водяной? – Пришла к Ульяне вдруг спасительная мысль.

Мать ласково потрепала её по голове.