Цветок Трех Миров

Прежде чем Наста опомнилась, он, перекинув ноги через подоконник, свистнул еще раз. Аль повернулся на полусложенных крыльях – и вдруг оказался у самого дома, почти коснувшись стены лапами. В таком неудобном положении он не смог бы удержаться больше секунды, но Гамову хватило и этого. Он прыгнул в седло. Гиела под его тяжестью клюнула вниз, но тут же, раскинув крылья, набрала высоту. Пронеслась над Новой Голландией и быстро стала маленькой, почти неразличимой точкой.

– Улетел, – сказал Рузя и грустно посмотрел на асфальт, из которого не торчали ноги героического юноши, прекрасного во всех отношениях.

– Помоги мне отнести посуду на кухню! – попросила вдруг Ася.

Валиков радостно метнулся к посуде, но оказалось, что просьба обращена к Рузе. Рузя поплелся за Асей. Валикову же, рот которого скривился в обиде, Ася, смилостивившись, доверила нести ложечку.

– Слушай, Рузя! – сказала она, плотно закрывая за собой кухонную дверь. – Я понимаю, что не должна вмешиваться, но не отдавай Насту Гамову! Что ты вообще творишь? Она же влюбится в него, если уже не влюбилась!

– Я-то тут при чем? Меня что, спрашивают? – забухтел Рузя.

– Не знаю… Не могу понять, в чем дело и какое у тебя право, но… – Ася пошевелила указательным пальцем, точно трогая что-то висевшее в воздухе, – …не отдавай Насту Евгению. Он, может, и неплохой, но… не надо!

Рузя моргнул и сверху посмотрел на свой животик и ноги в полосатых носках.

– Он мне самому не нравится. Но какие у меня шансы? Вы же меня видите! – сказал Рузя беспомощно. – Просто повторять Насте, что Гамов ненадежный? Я буду повторять, но она, конечно, скажет, чтобы я отвалил, что она и без меня это знает. А потом что? Не драться же мне за нее!

– А вот именно: драться! Драться! – упрямо повторила Ася.

Валиков закивал, стоя рядом с поднятой ложечкой, как солдат с ружьем. Рузя отправился в комнату. Наевшийся Гастрафет спал в центре солнечного пятна. Наста смотрела в окно, где давно уже не было видно никакой гиелы, а лишь ехала по асфальту, выбрасывая струи прямо в канал, поливальная машина.

Глава девятнадцатая Медведь и король

Она круглосуточно занята и вся растворена в любви и заботе. У нее нет времени думать о себе, потому что она думает о пегах, закладках, о всяких несчастных людях. Если взять структуру моей мысли и составить круговую диаграмму, то 80 % моих мыслей будут про меня, и только 20 % – обо всем остальном. У нее же мыслей про себя будет от силы пятая часть. Поэтому она счастлива почти всегда, пусть даже и чужим счастьем, а я счастлив лишь изредка. И кто после этого прав?

Из дневника невернувшегося шныра

Кольцо из одиннадцати пчел смыкалось вокруг трех неоштукатуренных кирпичей. Изредка то одна, то другая пчела выбегала вперед и начинала, кружась, шарить усиками. Остальные, не двигаясь, наблюдали за ее танцем.

– Проход к закладке ищут! – прошептал Кирилл.

– Зачем им проход? Когда я свою пчелу в несгораемом шкафу закрыл, она через стенку шкафа ко мне вернулась. А там двойной слой металла да еще асбест между стенками насыпан, – кисло сказал Влад Ганич.

– Я понимаю, – согласился Кирюша, сам когда-то запекавший свою пчелу в шарлотке. – Везде могут, а тут не могут. Надо расковырять раствор между кирпичами!

– Так расковыряй! – одобрил Ганич. – Чего болтаешь? Излишнее генерирование идей наказывается их воплощением!

Кирюша не рискнул. И Фреда на сей раз не решилась, хотя и повертела рукой в воздухе:

– Давай ты, Даня! Ты же сквозь стены ходишь! Так что идеал не идеал, а рискнуть можно!

Даню вооружили саперкой и булыжником, которым он должен был стучать по ручке саперки, выбивая раствор. Набираясь храбрости, Даня топтался на месте и бубнил:

– Что прекраснее: синус или косинус? Косинус симметричен! Ноль в ноле! А вот одному моему приятелю из поселка под Уфой больше нравится синус, и мое эстетическое чувство этим оскорбляется!..

Сказав это, Даня исторг еще один леденящий душу вздох.

– Прошу не считать меня добровольцем! На подвиг я не напрашивался! – зачем-то объяснил он закладке, привстал на цыпочки и, установив острую часть саперки между двумя кирпичами, тюкнул по ней булыжником. Саперка выбила искры, вырвалась из руки и упала на асфальт.

Лара задала неприличный вопрос, спрашивая про ощущения. Даня заверил, что ощущения прекрасные.

– А вот руке горячо! – добавил он и, подняв лопату, продолжил тюкать. Металл на краю саперки завернулся, и Даня уныло опустил руку.

– Бесполезно! Энергия удара распределяется по слишком большой площади. Нужна банальная, но необходимая вещь! Гвоздь, господа! – заявил он.