Цветок забвения

Но когда Илай спустился, то понял, что ошибся. Похоже, странных гостей здесь привечали постоянно. Как ещё объяснить, что посреди опустевшего зала, будто на освободившейся специально для него сцене, по-взрослому сложив руки на груди, стоял ребёнок. Не понять ни пол, ни возраст. Но богатая одежда указывала на то, что он не выблядок и не прислуга. Что ещё говорило в пользу знатности мальца? Его «подтанцовка». За его спиной полукругом стояли женщины, одетые по-военному удобно, но ярко. Они так отличались от местных девочек, что Илай не сомневался: никто даже из пропивших себе последние мозги забулдыг не стал бы к ним лезть. Попробуешь шлёпнуть такую по заднице — останешься без руки. На это красноречиво намекали мечи, висевшие у каждой на поясе.

Илай знал, что они пришли за ним…

— Отдай мне женщину, — заявил ребёнок.

Чего?!

— Если тебя не устраивает собственный гарем, выбери себе любую другую, ты же, блин, в борделе, — проворчал Илай, на что его телохранительницы отреагировали слажено: обнажив лезвия мечей, они опустили на глаза непроницаемые повязки. Будто прекрасно знали, с чем им придётся иметь дело, и успели подготовиться.

А вот он к подобному был не готов. Сражаться с ребёнком и женщинами, у которых завязаны глаза? Да что за…

ГЛАВА 3

Похоже, мужчина выполнил угрозу. Я проспала ещё десять лет, иначе такую смену обстановки не объяснить. Из тёмной, задымлённой комнаты дома Утешений, я переместилась в просторные покои, наполненные запахом цветом и женским шёпотом. Всё вокруг сияло, будто было соткано из света. Я лежала на чём-то нежном, но упругом, словно заснула на спине мифи. Это было похоже на сон больше, чем то, что мне снилось только что.

Казалось, я вернулась домой. А может, никогда его и не покидала? В это поверить было проще, чем во вторжение и «спасение», которое было не лучше вторжения. Ведь, очевидно, я смогла сбежать от Датэ, но от того Старца — нет. Печати, золотые оковы и его прикосновения, что даже надёжнее печатей и золота, сдерживали меня. Даже сейчас, когда его не было поблизости, я явственно чувствовала след, что он оставил не на коже, а прямо на сердце. В тот раз в груди стало так горячо и тесно. И сейчас тоже, от простых воспоминаний.

Моё тело не подчинялось мне, но подчинялось ему? Я не смогла использовать техники Дев, но Старец освоил Высшее мастерство одним прикосновением? Тем, что должно было убить именно его! Но в итоге погибли те солдаты, тогда как я… То, что он сделал со мной, ощущалось куда тревожнее и болезненнее смерти.

Словно зажимая ранение, я прислонила ладонь к груди и медленно села. Женский щебет стих, и я увидела трёх наряженных словно королевы служанок. Они не были похожи на моих сестёр, но всё равно видеть их лица по пробуждении было настоящим благословением.

— Доложите Его Величеству, что Ясноликая госпожа проснулась, — произнесла главная из них, после чего поклонилась мне. — Внешний мир заждался твоего пробуждения, Плачущая Дева.

Я, действительно, готова была заплакать — от яркого света. Я так отвыкла от солнца, что теперь оно резало глаза, пусть даже приглушённое тюлем. Я поняла, что если выйду под его лучи сейчас, то оно сожжёт меня, хотя раньше одаривало и ласкало. Мне придётся приучать свою кожу к нему заново, я слишком долго жила во тьме… буквально и фигурально.

— Где я?

— Во дворце.

— А это что?

— Это же… кровать.

А, то место, где великодушные женщины утешают мужчин.

Я поторопилась с неё слезть. Этот алтарь порока больше подошёл бы Старцу, но что-то мне подсказывало, что он о подобном не смеет сейчас даже мечтать.

— Ванна и завтрак готовы, — так же почтительно сказала девушка, вытягивая руку в сторону, приглашая в соседнюю комнату.

Проходя мимо, я мягко поддела пальцем её опущенный подбородок.

— Не склоняй головы в моём присутствии, мой взгляд истосковался по прекрасному, — проговорила я, и она растерянно взглянула исподлобья. Словно никто не говорил ей ничего подобного, пусть даже она была молода, ухожена и знатна. — Пойдём, я искупаю и покормлю тебя.

Когда в комнате появились её помощницы, предметы туалета и облачение, что они для меня принесли, выпали из их рук. Они уставились на подругу, которая сидела в купели и которую я кормила с рук.

— Го… госпожа!.. Эта еда и вода только для вас.

— Именно так купаются и едят Девы, — ответила я. — Уединение чуждо нам. Разве здесь женщинам не нужна компания для трапезы, ванны и сна?

— Да… иногда, но не в таком… виде. Такие манеры недопустимы во дворце, — они обращались к своей зардевшейся подруге.

— Манеры? Так называют Заветы во Внешнем мире?

— Не совсем. Если только для придворных дам.

— И эти манеры повелело вас исполнять Дитя? Я начинаю сомневаться в его справедливости.

— Нет, это скорее… культурная особенность. Дитя тоже следует им.

— Дитя следует "манерам", — повторила я с улыбкой, — но нарушает запреты отшельников. Очевидно, даже мне стоит эти манеры уважать.

— Запреты отшельников? — повторила одна из служанок. — Что это?