Цветок змеиного дома

– От твоего аромата все мои рецепторы с ума сходят, надин, а нутро переворачивается от желания подмять тебя под себя. Это пытка – находиться рядом и не иметь возможности прикасаться. Сочувствую нииду. – Усмехнулся наг, опуская взгляд на мои влажные от молока и его действий соски, продолжая их поглаживать кончиками пальцев, правда, уже более мягко и нежно, – А ведь он даже и не догадывается, каким с-с-сладким может быть его «дивный нежный цветочек». И Дэй не знает. Только я… – гибкий змеиный язык, плотоядно облизавший растянувшиеся в довольстве губы, и хитрый прищур темных фиолетов. Склоненная набок голова. Пряный запах с ноткой феромонов. – Правда, мой нежный гуар-р-р-р?

Кивнула головой, чувствуя, как пересыхает в горле от волнения. Да после таких слов и хриплого чарующего голоса у меня у самой все внутри перевернулось. Даже ноги задрожали. Вот зараза, знает же, как я на него реагирую, особенно когда он в таком настроении и использует возможности иссаэра. Садюга. Мне же еще нельзя, а он…

– Ай!

Эта сволочь, глядя прямо мне в глаза, сжал занывший сосок и, дождавшись белой горячей струйки, стал облизывать себе пальцы, довольно щурясь почти уже черными змеиными глазами.

– Ты псих! – Попыталась отодвинуть от себя распалившегося блондина. Его поведение стало меня напрягать.

– Вкус-с-сно… – низкое шипение. Хищный трепет ноздрей. Пугающая ухмылочка.

Рывок, и я сижу на каменной полочке, очищенной от купальных принадлежностей, а между моих широко разведенных ног уютно устроилось мужское тело. И это тело было довольно сильно возбуждено, о чем свидетельствовала твердая выпуклость, натянувшая синие брюки, которая весьма ощутимо начала об меня потираться. Еще и руки мне зафиксировал над головой, прижав спиной к стене, поправив мои бедра так, как ему хотелось. Трение и нажатие усилилось.

– Ан, успокойся. Ты себя уже плохо контролируешь, – попытка освободить руки ни к чему не привела. – Тебе говорю, слышишь?! – начала жалеть, что сразу не пошла с раянками в спальню. К таким играм я еще была не готова. – Анаишшш…

– Я себя контролирую, надин. – Хмыкнул нааганит, не замечая моего сопротивления. Поцелуй в шею и легкий укус в плечо. – И я знаю, что тебе еще рано, – почувствовала, как меня погладили по животу, запустив пальцы за пояс спальных брючек, которые я носила в связи со своим женским недомоганием, – ты ведь еще в одежде, – снова смешок. – Сейчас-с-с мне нужно от тебя совсем не то, о чем ты думаеш-ш-шь, сладкая. – Губы переместились к груди.

– Ты о чем? – честно говоря, выдохнула от облегчения. И даже позволила себе расслабиться, наслаждаясь близостью своей белобрысой заразы и его вниманием.

– Об этом…

Без предупреждения, мужской рот обхватил мой напрягшийся сосок, глубоко вобрав его в себя. И пока я осознавала, зачем он ему понадобился, Анаишшш стал жадно меня сосать, вытягивая и глотая полившееся молоко. Еще и урчать начал от удовольствия в незнакомой тональности, но очень схожей с той, которую издавали мои дети, когда питались.

Честно, даже растерялась, не зная как на все это реагировать. Меня пил мужчина! Взрослый самец. Нааганит. И останавливаться пока не собирался. Хотела возмутиться: «В детстве, что ли, недокормили?» – А потом не стала, почувствовав легкую грусть.

Действительно недокормили.

Блондин, как и его брат, никогда не спал под грудью своей матери и даже не знает, что это такое. С первых дней их поили молоком от рин-кормилиц из рожка раянки. И то всего пару недель. Потом переводили на искусственные смеси, напичканные витаминами. Вот у моего зверя немножечко крышу и сорвало. Он дис-иссаэр, воспринимает мир через вкусовые и осязательные рецепторы, причем намного острее, чем его сородичи. А я его надин. Да еще сейчас от меня все время пахнет грудным молоком и детенышами его эна, вот он и не удержался, попробовал. И, кажется, сам не ожидал, что так увлечется. Думал просто поиграть. Вон, даже возбуждение спало, и руки мои отпустил, сосредоточив все свое внимание на груди.

«Да не жалко. Если ему это так нравится, пусть пьет».

Улыбнувшись, зарылась пальцами в растрепанную белую косу, чувствуя щемящую боль к этому нааганиту. Да и не только к нему. Жестокие звери, не знающие, что такое материнское тепло. Может, поэтому они такими вырастают? Их воспитанием занимаются лишь отцы и раянки. А воительницы тоже с детьми не сюсюкаются. Даже со своими.

Постоянная борьба за выживание.

И знать, что тот, кто дал тебе жизнь, умер, и ты причина его смерти. И сам обречешь на это не одну женщину, когда придет твое время, потому что у тебя нет другого выхода – так распорядилась природа. Печально…

– Спасибо, надин. – Светлые сиреневые глаза и благодарный поцелуй с привкусом моего молока.

– За что? – задумавшись, пропустила тот момент, когда мою грудь оставили в покое, переключившись на губы, не понимая, что от меня опять хочет этот нааганит.

– За то, что ты у меня есть, с-с-сладкая.

И долгий, тягучий, возбуждающе-прекрасный поцелуй…

Минут через пять пришлось даже оттолкнуть мужчину от себя и прервать эту волшебную сказку. Иначе мы бы оба не остановились.