Цветом света

Надо заметить, что столик был передвижной – на колесиках – и имел, кроме верхней крышки, еще и нижний ярус. Майк смахнул со столешницы весь неопрятный натюрморт и жестом пригласил Владика занять долженствующее место. Тот немедля выполнил, что от него требовали: прополз под столешницей, улегся на поддон лицом кверху и вытянул руки.

– Приподымись-ка…

Майк защелкнул наручники на его запястьях. Владик оказался в крайне неудобном, полувисячем положении.

– Я же всю кожу с рук посдираю! – возопил он.

Майк ничего не ответил, спрятал свой пистолет, а из чужого «ТТ» со свойственным тому грохотом, пустил пулю в голову Москита. Владик вскрикнул и зажмурился. Через секунду услышал второй выстрел, в оцепенении задрожал, из горла его с нарастанием понесся гул двигателя реактивной машины. Потом он вдруг почувствовал прохладное прикосновение металла ко лбу, вытаращил глаза, сведя их к переносице, словно это помогало отвести пушку в сторону. Двигатель стал глохнуть и заикаться.

– Могу и твои мучения прекратить. Будь паинькой.

Владик совладал с собой и затряс подбородком:

– Да-да-да-да-да!..

– Где ключи?

– К-ка-ак… кие?..

– От квартиры.

– Эт-эт-этой?

– Да, осел, да!

– На т-тумбочке! В ко-оридоре!

– А теперь отдохни. Я скоро.

Майк нашел ключи и выбросил их через форточку во дворик. Потом он вернулся в холл, подошел к двери, из-за которой уже срывался голос: «…until the end!..» [12] , и повернул ключ в замке.

Он едва не покачнулся, ошквалированный ревом динамиков. Музыка моментально исказилась и потеряла всякий смысл. Но Женя, существом своим подчиняясь бредовому грузному ритму, закрыв глаза, вытворяла в центре комнаты невероятные вещи. То от ее странной походки – чуть бедром вперед – веяло цыганщиной, то появлялись индийские интонации, то неясно откуда взявшимся, но неожиданно логичным фуэте она избавлялась от восточного темперамента, в ней просыпались не менее странные повадки антарктических птиц, то она, наконец, выпрыгивала из центра распрямленными дугами лука при лопаньи тетивы, но, словно магнитом влекомая, заворачивалась воронкой вихря, двигаясь по воображаемой спирали к центру…

Майк изрядно взопрел, прежде чем пришел в себя. Он подскочил к музыкальному центру и выключил магнитофон. Женя продолжала танцевать.

– Перчик! – окликнул ее Майк.

Девушка не останавливалась, словно оглохла. Бандит схватил ее за плечи и хорошенько тряхнул:

– Перчик!

Растрепанные сырые волосы залепили ей лицо, но Майка она увидела:

– Ах, это ты…

Голос у нее был как у проснувшейся кинозвезды: томный и капризный. Тянуло спиртовыми парами.

– Как желаете? – пошатываясь, осведомилась она.

– Дрянь, – протянул Майк. – С каким удовольствием я размажу твою мордашку.

Как ни была она пьяна, но плоские камни его кулаков и желваки на скулах не увидеть не могла. Женя закричала и ударила первой. Майк схватил ее руку, притянул к себе и крикнул в самое лицо:

– Ты дура!

Потащил за собой из комнаты:

– Идем!

Женя стала упираться, брыкаться, в итоге упала на пол и в бессилии заплакала.

– Уходим, уходим! – заорал Майк.

– Я не могу больше! Прикончи меня здесь!.. Лучше здесь!.. – вопила Перчик, для чего-то цепляясь свободной рукой за ножку стула.

В прихожей хлопнула дверь. Майк с силой отпихнул Женю:

– Вот дура! Иди сам с ней разбирайся! – и вышел.

Потом она услышала хныканья Владика, матерщину капитана и напуганный шепот третьего человека… эти знакомые интонации… не может быть!.. В висках задрожало холодное пламя. Она приподнялась с пола и, пытаясь отогнать возникший перед ней призрачный образ, толкнула ладонью воздух и зарыдала:

– Во-он!..

– Женька, – обняла ее нежданная тень прошлого.

– Я пила, – ревела Перчик. – Я так пила… и плясала на твоих похоронах… Я все забыла! Почему ты вернулся?

– Я за тобой. Мы будем теперь вместе.

Девушка послушно легла в объятия призрака:

– Вместе… – но сквозь слезы она увидела разбитое лицо Евгения. – Бог мой, Женя!.. – и опять утонула в рыданиях.

– Вы скоро? – просунулась в дверь голова Майка.

– Родная, нам надо идти…

– Женя… Господи, что происходит?.. – то ли смеясь, то ли плача, захлебывалась она. – Женя… Я такая пьяная…

– Я увезу тебя, – качая ее, как младенца, говорил Лесков. – Увезу далеко. Где никто нас не достанет, – повторял он свежевыдуманную считалочку и целовал мокрые, по-морскому соленые ресницы и веки. – Мы уедем в Лондон… Представляешь? Мы вместе выйдем на Тауэрский мост!..

– В Лондон… – туманно произнесла Перчик и уставилась на бритую голову Майка.

– В Лондон, в Лондон! Скорее! – не выдержал бандит. – Одевай ее, и в ванную, живо!

Лесков кинул себе на плечо Женину одежку, подхватил девушку на руки. В душном холле витал терпкий запах пороха и чего-то сырого, сладкого. Своим нетрезвым размытым взором Женя увидела на полу нелепые коряги тел в преступной багровизне, и поняла все она правильно.

Пока Лесков возвращал ее к обнадеживающим реалиям жизни, Майк разъединил сиамский союз стола и Владика. Рот неудавшегося супермена уже характерно глянцево блестел скотчем. Майк сковал Владику руки за спиной и вытолкнул его в коридор. Подлетел Лесков: