Цветослов советов

В храме Святого Герасима совершались замечательные богослужения. Там были хорошие псалты[101] и голос священника должен был выделяться на фоне хора. Поэтому отец Порфирий стал посещать консерваторию. Вскоре он окончил там краткие курсы, продемонстрировав большие успехи. В консерватории Старец научился игре на фортепиано, но любимым его инструментом была фисгармония.

Одно время в храме пел Спиридон Перистерис, профессиональный псалт, окончивший университет по кафедре византийского пения. Позднее он стал главным псалтом кафедрального собора в Афинах.

Священник и клирос составляли удивительную гармонию. Если иной раз какой‑либо псалт допускал ошибку, путал тропари и т. д., Старец ничего ему не говорил, не желая нарушать мирной атмосферы Божественной литургии. Однажды отец Порфирий предложил вместо себя послужить одному приезжему священнику, и произошел большой скандал. Этот иерей начал из алтаря говорить певчим: «Не этот тропарь, другой. Ищите…» Те стали искать, но так и не смогли найти. Было очень неловко. Этот случай дал возможность как главному псалту, так и его помощникам оценить деликатность и рассудительность отца Порфирия.

Многие члены известной фамилии ученых — Алевизаты — преподавали в Афинском университете. Вокруг них образовался целый кружок из профессоров и студентов. Все они были постоянными прихожанами храма Святого Герасима. Приходили в храм и преподаватели с богословского факультета, например крупный специалист по истории религий Леонид Филиппидис, который очень почитал Старца. Весь университет собирался на службу в храм при больнице. Литургия представляла собой настоящее тайнодействие. Евангельский текст в устах отца Порфирия звучал очень мелодично и наполнялся жизнью. На Страстной седмице Великого поста в Великую Пятницу никто так не читал Страстные Евангелия, как отец Порфирий. Он по данной ему благодати видел перед собой страдающего Христа, и это его потрясало. Очень часто от охвативших его переживаний его голос срывался, и он с трудом мог продолжать чтение. Однажды Старец даже был вынужден на какое‑то время прервать чтение. Его лицо было мокрым от слез.

Он сходил в алтарь умыться, попросил прощения у всех, кто был в храме, и, делая над собой большие усилия, стал читать дальше. Не лишним будет отметить, что столь сильные переживания отца Порфирия передавались и всем присутствующим в храме. Они как бы ощущали себя присутствующими в Гефсиманском саду, в Претории, на Голгофе и затаив дыхание следили за этой «Божественной трагедией». Как‑то раз на чтение Страстных Евангелий приехал один священник, духовное чадо Старца. Отец Порфирий попросил его находиться рядом с ним и быть готовым продолжить чтение, если он будет вынужден прерваться.

Во время ночного Пасхального богослужения, когда наступало время чтения знаменитого Огласительного слова святого Иоанна Златоуста, народ начинал волноваться и приходил в священный трепет. Отец Порфирий читал слово просто прекрасно — наизусть, медленно и величественно. Он любил все творения Златоуста, но это Слово особенно. Он читал его, как уже упоминалось, очень медленно, с чувством, наизусть, держа в руках один лишь пасхальный трехсвечник. Волнение народа достигало предела, когда Старец, читая слово, произносил: «Ад… огорчися, ибо упразднися» [102], и вслед за ним весь храм повторял: «…огорчися»[103]'. Неповторимые по своей трогательности священные минуты.

С каким благоговением отец Порфирий читал каждую священническую молитву, как он произносил возгласы! Все в храме должно было быть на самом высоком уровне. Невозможно перечесть, скольким священникам, монахам, певчим, чтецам Старец помог научиться петь и читать в лучших традициях нашей Церкви, — достойно величия Божия.

Поведение в храме

Недавно я был в кафедральном соборе Афин и сильно расстроился. Во время запричастного стиха, когда архиереи и священники в алтаре причащались, вокруг меня собрался целый кружок любителей поболтать. И это были не какие‑то невежды, но люди образованные. Все это в десятке шагов от Святой Чаши, представляющей пришествие Самого Христа.

Эта печальная картина напомнила мне разговор с отцом Порфирием, состоявшийся много лет назад и навсегда запечатлевшийся в моей памяти. Постараюсь передать основные положения нашей беседы. Старец был опечален тем, что верующие, справедливо требуя от священника, чтобы он молился в алтаре, сами очень часто в храме не принимают участия в общей молитве.

— Я, — говорил он, — совершаю каждение, а они даже не наклонят головы. Возглашаю: «Станем добре» [104], а они сидят. Преподаю им благословение, а они болтают между собой. Но трагичнее всего то, что я возглашаю: «Пийте от нея вси»[105], а ко Святой Чаше подходят совсем немногие. Для священника это великая скорбь.

— Нужно, Геронда, чтобы все причащались?