Цветущая ветка сакуры. История Православной Церкви в Японии

В Успение епископ Вениамин служил в Воскресенской церкви в Хакодате. Он писал, что церковь очень хорошенькая, едва ли не самая лучшая во всей Камчатской епархии. Певчие «Господи, помилуй» и «Святый Боже» пели по–японски; Апостол, Евангелие, «Символ веры» и «Отче наш» после русского читаны были катехизаторами по–японски. При богослужении, кроме христиан–японцев, были и язычники, а также англичане и американцы, которые, за неимением своей церкви, всегда ходят в православную [21]. Во время богослужения произошло двухминутное землетрясение, воспринятое всеми присутствующими как весть о будущей мощи японского Православия.

Посещение епископа значительно укрепило позиции Российской, Духовной Миссии в Японии. Как писал отец Николай в благодарственном письме епископу Вениамину, «миссия наконец стала на твердую. почву». Отныне японское правительство вынуждено было считаться с ней. После гонений в Сендае и Хакодате оно запретило провинциальным властям преследовать христиан. В 1873 году был снят вывешенный в публичных местах указ XVII века, запрещающий принятие христианства, под тем предлогом, что все уже успели выучить его наизусть. Однако было понятно, что это означало смягчение позиции правительства по отношению к христианам.

Изменения в отношении правительства Японии были отмечены отцом Николаем, хотя сознание большей части населения перестраивалось гораздо медленнее. Отец Николай писал: «Вообще кажется, нельзя сомневаться, что правительство не прочь бы разрешить и полную свободу вероисповеданий, но, принимая во внимание образ мыслей всего народа, нужно сознаться, что такое разрешение действительно было бы несколько неблаговременно» [22]. Так, народ одной из западных провинций взбунтовался из‑за того, что принял присланного из Токио проповедника, чье учение пыталось объединить традиционные для Японии синтоизм и буддийскую философию, за христианина. В общем, обстановка была достаточно сложной. Далеко не все японцы готовы были перенимать у иноземцев их религию.

С горечью указывает отец Николай на неравные условий православной и других христианских миссий. На 1873 год в Японии существовало 12 католических миссий и 12 протестантских! «Нас всего двое. И потому, судя по–человечески,· нам не будет стыдно, если не на нашей стороне окажется преобладание…» писал отец Николай [23]. Он просил у Синода хотя бы полного укомплектования миссии, т. е. еще двух иеромонахов.

Основной надеждой для Православия, по его словам, являлись не Токио и не Хакодате, а Сендай. Учение там распространялось быстро, число православных составляло уже более 300 человек. Однако Япония попрежнему не разрешала иностранцам въезд во внутренние районы страны, в т. ч. в Сендай. Отец Николай испрашивал разрешения на въезд, но ему было отказано. Католики оказались хитрее. Один из миссионеров нанялся к какому‑то сендайцу преподавателем греческого и латыни, контракт провели через Министерство просвещения и он получил разрешение на въезд. Японцы в Сендае были православными, но, нё разбираясь в тонкостях учения и не имея рядом священника, они были просто обречены перейти в католичество… Единственный выход из этого отчаянного положения отец Николай видел в рукоположении нескольких японцев в священнический сан, о чем и просил епископа Вениамина. Он писал: «Без японских священников миссия рискует остаться и без христиан» [24].

Миссии не хватало самого необходимого, даже книг. «У нас обоих здесь русские школы, и у меня одного до восьмидесяти учеников, разделенных на три класса, а учебников всего по одному экземпляру: учатся читать по листкам старых газет; грамматику, арифметику, географию, историю все пишут под диктовку и потом уже учат; в старшем курсе для перевода приходится разрывать книги и раздавать по листкам. Из России никак не могу добиться книг, сколько ни просил» жаловался отец Николай [25].

В 1874 году в Японию наконец прибыли еще двое иеромонахов Моисей (Костылев), 25 лет от роду, и Евфимий (Четыркин), 27 лет, оба из Киево–Печерской лавры [26]. С йими на смену Сартову приехал и брат отца Анатолия, Яков Дмитриевич Тихай, бывший учителем пения в одной из московских гимназий; основной обязанностью его стало обучение японцев пению. Первое впечатление от Японии у новоприбывших было довольно благоприятным, хотя и не совсем однозначным: «Японцы народ образованный. Образование их отличается не высотой и не глубиною, но чрезвычайною распространенностью в массах народных. В Японии все почти умеют читать и писать..; Нравы японцев, взаимные отношения их отличаются большой утонченностью. Японец, пожалуй, хитр и лукав, но в то же время необыкновенно вежлив и услужлив» [27].