Цветущий репейник

Дневальный косился на Саньку, но со своего возвышения не слезал, всё так же стоял неподвижно.

Из оружейки пахло смазкой, немного порохом, силой и смертью. От этих запахов у Сани бежали мурашки по коже. Автоматы стояли в ряду вверх стволами, на дальних полках лежало что-то огромное с таким длинным стволом, что, поставь его вертикально, он бы оказался размером с Саньку.

«Интересно, подниму я эту бандуру?» — Санька просунул голову между прутьев, чтобы лучше разглядеть, и голова вдруг с лёгкостью пролезла.

«Голова пролезет — всё остальное тоже», — вспомнил Саня неписаное правило. Украдкой глянул на дневального. Он, кажется, дремал стоя и забыл о Саньке. Плохо, что из коридора через решётку было видно, что делается в оружейке, но уже несколько минут по коридору никто не проходил. И Санька решился.

Тот, кто делал решётку, явно не рассчитывал, что в отряде объявится человек, который с лёгкостью протиснется между прутьев. Санька трогал холодные оружейные стволы. Вытащил один автомат из углубления.

«Тяжёлый», — запыхтел Саня.

Но эта тяжесть давала такую уверенность в себе, что Саня разулыбался от удовольствия и ощущения своего могущества. Нервно оглядываясь, он поставил на место автомат и ринулся к дальней полке.

— О, — выдохнул он и погладил огромную винтовку. Саня вспомнил, что брат рассказывал о ней и что это антиснайперская винтовка, такая здоровенная и длинная: стрелять из неё можно было, только установив на сошки. Саня попытался её сдвинуть, но не смог. За ней лежала винтовка поменьше, снайперская, только без оптического прицела. Разные прицелы хранились на отдельной полке. Санька знал, во всяком случае, два прицела — ночной и дневной. Он с благоговением взял один из них в руки и приложил к глазу. Его охватило волнение от мысли о том, сколько снайперов смотрели в этот прицел и скольких из этой винтовки… Саня судорожно вздохнул и положил тяжёлый прицел обратно. Он потянулся к винтовке, когда за спиной раздалось:

— Эт-то что такое?! Откуда? Кто позволил? Ты кто? Дневальный!

Кричал и разорялся какой-то тонкошеий офицер. Санька бы удрал, но крикун не отходил от решётки, пока дневальный не принёс ключи. Решётку отодвинули и вытащили Саню, как мышонка из мышеловки. Офицер вцепился в его локоть и потряс:

— Ты кто такой? Как ты сюда попал? Я тебя спрашиваю!

Испуганный Саня молчал. Он увидел в конце коридора Павла. Тот стремительно приближался. Издалека крикнул успокаивающе:

— Коля, всё нормально! Это мой брат, — и напустился на дневального: — Сорокин, какого лешего? Ты же знаешь, что это мой брат.

Николай ослабил хватку. Саня вырвал руку и отскочил на безопасное расстояние.

— Хорошо, — сердито согласился Николай. — Пусть брат. Но зачем его было в оружейку пускать, да ещё там запирать?

— Я сам, я через прутья пролез, — признался Саня, видя, что на Павла нападают и у брата могут быть неприятности.

— Так что ты за ним не следишь? — снова возмутился Николай. — Вообще, детям тут не место. А если бы командир или проверяющий?

Павел решительно направился к Сане, а тот забежал за койку. Тогда Павел остановился и начал расстёгивать ремень, буднично, без суеты, словно собирался переодеться.

— Александр, ну-ка иди сюда!

— Не пойду, — уже сквозь слёзы сказал Саня, продолжая пятиться.

— Ты понимаешь, что ты натворил? — брат грозно надвигался. — А если бы там что-нибудь выстрелило? А если бы тебя ранило?

— Там оружие незаряженное, ты сам говорил, — Саня всхлипывал и вытирал слёзы, стыдясь взглядов столпившихся солдат.

Подошёл ещё один офицер. Он вдруг рассмеялся так весело и заразительно, что заулыбались все, кроме Павла и Сани.

— Брось, Паш! Нам хороший урок. Решётку надо переделать, а парню в награду за учение дать вдоволь рассмотреть и потрогать оружие. Будущий боец. Ты ведь говорил, что он мечтает в армии служить.

— С его-то дисциплинкой, — скептически покачал головой Павел, водружая ремень на место. — Пусть географию сперва выучит. Теперь его оружие — учебник и тетрадка. А к настоящему его лучше не подпускать. Иначе как в поговорке выйдет: «Пусти козла в огород». Пошли в кабинет, — Павел шагнул к брату.

— Ага, — Саня отступил, вытирая слёзы. Он понял, что Павел при посторонних не хочет выяснять отношения, а, уединившись с проштрафившимся братом в кабинете, навешает всего, чего можно навешать: и подзатыльников, и оплеух, и шлепков. Да и ремень сызнова снять дело нехитрое. — Нашёл дурака!

— Ты мне ещё погруби, — сквозь зубы процедил Павел. — Ключ от кабинета отдай и вали на все четыре стороны.

Саня положил ключ на пол и по гладкому линолеуму метнул его к ногам брата.

Павел подобрал ключ и ушёл, даже не глянув на брата. Тот повздыхал, побродил по коридору туда и обратно минут пятнадцать и зашёл в кабинет. Павел не отрывал взгляда от бумаг. Возился всё с тем же графиком.