Она вскрикнула, непроизвольно отступив назад. Он крепко схватил ее за запястье с такой силой, что чуть было не сломал руку.
— В какую игру ты играешь, Нэнси? — Его суровый голос заставил ее вздрогнуть.
— Никакой игры нет, — сказала она, тяжело дыша. — По крайней мере я не играю в игры, в которые играешь ты. — Она чувствовала, как бьется ее пульс под его жесткими пальцами. Нервы у нее были напряжены до предела. Еще мгновение, и она была готова броситься в его объятия и прижаться к сильному телу, мысли о котором не давали ей покоя ни днем, ни ночью. Но затем Нэнси вспомнила Глорию с ее обесцвеченными волосами и накрашенными губами, вспомнила отца на больничной койке и то, как он был потрясен изменой жены. И ей захотелось заставить Рамона страдать, чего она никогда в своей жизни не желала ни одному человеку.
— Я рассчитывала получить удовольствие с любовником. Предпочтительно вдвоем, а не втроем.
Если бы она нанесла ему удар ножом в грудь, это не вызвало бы большего потрясения.
— Будь ты проклята! — крикнул он и с силой ударил ее по лицу.
Она громко вскрикнула, ощутив на губах кровь. От боли она ничего не видела.
Стало тихо. Лишь издали доносилось эхо его стремительных шагов по мозаичному полу. На тамариск села маленькая птичка. В ее блестящих крыльях отразился луч солнца. Нэнси лежала, съежившись, у стены, приложив руки к разбитым губам. Сквозь пальцы сочилась кровь. Птичка на дереве насмешливо защебетала. Со стороны бассейна донесся отдаленный смех. Алые капли крови падали на землю. Что от отца, что от сына — только кровь, жестокость и разрушение. В конце концов она заставила себя подняться и, спотыкаясь, побрела в свой номер, где можно было укрыться от посторонних глаз.
Глава 9
Рамон никак не мог прийти в себя. Никогда прежде он не бил женщину. А сейчас ему хотелось уничтожить Нэнси, разорвать ее на части. На короткий миг он поверил, как просто и естественно дарить радость самозабвенной любви другому человеку и… быть любимым. Но все оказалось миражем. Она ничем не отличалась от сотен других женщин, которые были у него до нее, — пустых, болтливых и лживых. По сути, они обыкновенные шлюхи, если не принимать во внимание их благородное происхождение. Он думал, что нашел родственную душу, свою половинку, которую отчаянно искал в последние годы. Рамон глухо рассмеялся. Он нашел просто скучающую женушку, склонную к розыгрышам и истерикам.
Его ярость не находила выхода. Он как демон промчался через сверкающий вестибюль, где отдыхающие и персонал в панике расступились перед ним. Затем вскочил в свой автомобиль и на бешеной скорости рванул вниз по серпантину. Резкий визг шин на поворотах донесся до Зии, сидевшей в своем саду. Она прервала беседу с графом Монткалмом и удивленно приподняла брови.
С остекленевшим взглядом и искаженным лицом Рамон, как самоубийца, мчался вниз по узким мощеным улицам. Продавцы цветов в страхе убирали корзины с его пути, пешеходы шарахались в сторону, спасая свою жизнь. На пристани он выпрыгнул из автомобиля и, не сказав ни слова приветствия команде своей яхты «Кезия», вскочил в быстроходный катер и рванул к выходу из гавани, угрожая столкновением с входящими в порт и покидающими его судами.
На террасах отеля отдыхающие прервали прогулку и устремили свои взоры в сторону моря, где белая пенящаяся полоса прорезала бухту.
Зия, извинившись, вышла из-за чайного стола, накрытого под палисандровым деревом, и быстрым шагом направилась к крутому откосу, откуда открывался вид на море. Катер мчался с такой скоростью, что, казалось, летел над водой, направляясь в сторону скал на противоположной стороне бухты. Зия схватилась руками за сердце, увидев, что Рамон, судя по всему, пытается покончить с собой. Все лавочники, домашние хозяйки и рыбаки Фанчэла прервали свои дела и смотрели на море. Команда «Кезии» собралась на палубе. Обитатели отеля толпились на балконах с биноклями в руках. Все затаили дыхание. Зия зашаталась, и граф, подбежав, поддержал ее. Пенящаяся полоса резко изменила направление так близко от скал, что некоторые подумали — катер просто отскочил от них. Бобо и леди Майклджон отвернулись. Мадлен Манчини наблюдала за происходящим с горящими глазами, облизывая губы розовым язычком.
На террасах послышался общий вздох облегчения, когда катер повернул в открытое море, разгоняясь все быстрее и быстрее, так что глазам стало больно следить за сверкающей полосой брызг.
— Молокосос! — сказал граф разгневанно. — Он ведь разобьется! Его следует арестовать. Кто этот дьявол?
— Мой сын, — сказала Зия слабым голосом. — Пошлите служанку за бренди, Чарльз. Мне ужасно плохо.
Между тем катер, оставляя за собой пенный след, приближался к линии горизонта, и зрители начали постепенно расходиться, когда внезапно раздались громкие крики:
— Смотрите! Он возвращается!