— Этот не нуждается, — едко заметила Мария, откидывая назад волосы со вспотевшего лба.
— По-видимому, нет. Мы должны вернуть ему все это, но как? — Нэнси задумчиво посмотрела на драгоценности. Она не могла просто возвратить их, как коробку шоколада. — Есть идеи, Мария?
— Нет, мадам. Вы знаете, что мисс Хедли уехала сегодня?
— Нет. — Нэнси продолжала смотреть на сверкающие камни. Если Саманта уехала, значит, примирения между Ники и его бывшей любовницей не состоялось. Нэнси никогда не интересовалась тем, что происходит вокруг, особенно чужой личной жизнью, но все же…
— Продолжай заниматься цветами, Мария. Я сама приму ванну. Позвони портье и попроси передать мою записку мадам Мольер. Я не знаю номера ее телефона. Скажи, что мне очень хотелось бы ее видеть.
— Прямо сейчас, мадам? — удивленно спросила Мария.
— Нет, через полчаса. Перед коктейлями. — И Нэнси загадочно исчезла в ванной комнате.
Мария с тоской вспоминала спокойную жизнь в Бостоне и Вашингтоне, но продолжала делать то, что ей приказали.
Нэнси выбрала вечернее платье из белого шелка, длинное и облегающее, с открытой спиной и без бретелек. Ее великолепные плечи и полуобнаженная грудь были покрыты золотистым загаром. Она выглядела вызывающе эротично и наслаждалась этим. Такой туалет она никогда бы не надела в Нью-Йорке или Вашингтоне. Еще месяц назад Нэнси Ли Камерон явно поморщилась бы, если бы ей предложили надеть такое платье. Поначалу у него был высокий ворот, и она всегда надевала его с черным шелковым жакетом с оранжевым воротником. Портниха Зии убрала высокий ворот, перекроила лиф и искусно сузила линии от груди до бедер. Жакет был отвергнут. С тех пор как она встретила Рамона, она каждый день открывала в себе что-то новое. Больше всего ее поражало то, что ей нравилось быть не просто красивой, а сексапильной. Она находилась на пике очарования и понимала это. После многих лет, когда она была вынуждена одеваться в соответствии с положением дочери мэра Бостона и жены сенатора Джека Камерона, она могла одеться так, как ей хотелось. Нэнси надела на руки выше локтя, подобно невольницам, два бриллиантовых браслета. Когда Мария причесывала ее, она взяла щетку с серебряной ручкой и уложила волосы на щеки в виде турецкого ятагана. Эффект в сочетании с густыми ресницами и кошачьим разрезом глаз получился потрясающим.
— Мадам Мольер, — сообщила Мария, не в силах отвести глаз от хозяйки.
Вошла Флэр Мольер и при виде Нэнси восхищенно всплеснула своими нежными руками с ногтями, покрытыми красным лаком.
— Это великолепно! — восторженно воскликнула она. — Сегодня вы произведете сенсацию и откроете новый стиль в моде. Перед вами я чувствую себя просто провинциалкой.
Она сказала это из любезности, зная, что в парижском платье из блестящего шелка ее никак нельзя назвать провинциалкой. Провинциалки не посыпали волосы золотыми блестками и не приклеивали в уголке глаза крошечный бриллиант, придающий пикантность.
— Я подумала, не могли бы вы оказать мне большую услугу, мадам Мольер?
— Да, конечно. — Флэр Мольер всегда была готова принять участие в какой-нибудь интриге, а в этом случае наверняка затевалось нечто подобное.
Нэнси встала и подошла к серебряному подносу с его бесценным содержимым. Флэр раскрыла рот и, ослабев, присела на кровать, когда увидела то, что было в руках у Нэнси.
— Мой Бог! Вы сошли с ума, милочка. Это следует хранить в каком-нибудь сейфе! В банке! — Она смотрела на драгоценности, не в силах сдвинуться с места.
— Все это не мое, мадам Мольер. Драгоценности принадлежат моему другу, и я хочу вернуть их ему.
— Называйте меня просто Флэр, — попросила мадам Мольер, не отрывая глаз от небрежно сваленных в кучу рубинов, сапфиров, изумрудов, бриллиантов, жемчугов, нефритов и лазуритов.
— Я бы очень хотела, чтобы вы сделали это для меня.
— Я? — Флэр ошеломленно смотрела на Нэнси. То, что американцы очень странные люди, она уже знала. Она была замужем за одним из них, но и сейчас, по прошествии десяти лет, так же как и раньше, не понимала своего мужа.
— Да. Я хочу все, до последней вещицы, вернуть князю Николаю Васильеву. С запиской. Вот она.
На туалетном столике лежал маленький конверт. На своей визитной карточке внутри Нэнси написала:
«Благодарю за время, проведенное вместе, и за то, что сегодня я смогла краешком глаза заглянуть в сказочную страну. Но я люблю другого и с благодарностью возвращаю вам драгоценности. Нэнси».
— О, но я не могу, — сказала хорошенькая француженка, дрожащими руками выбирая одно колье и застегивая его на шее. — Я не способна… — И широкий браслет с сапфирами украсил ее запястье. — Ни при каких обстоятельствах… — И золотая булавка с рубином оказалась приколотой к бретельке ее платья. Затем ее волосы украсила нитка жемчуга.
Нэнси и Мария хохотали, как дети, запуская руки в кучу колье и браслетов и украшая взволнованную мадам Мольер, которая уже походила на маленькую, ослепительно сиявшую рождественскую елку. Она вся сверкала с головы до ног, обутых в золотистые туфли, к ремешкам которых были прикреплены две бриллиантовые серьги.