Цветы Белого ветра

Бесшумно переступая через каждого наемника и внимательно всматриваясь в их безмятежные лица, он пытался определить среди спящих людей того, кто более других был восприимчив к магии рун. Самым пригодным для такой роли оказался крайний слева, и не только потому что он лежал поодаль, но и потому что имел слабую волю. Северин присел на корточки и, начертив куском угля на своей ладони руну, состоящую из двух противоположных стрел, протянул руку к затылку спящего. От прочитанного заклинания воздух в комнате дрогнул, по нему словно пробежала волна горячего марева, спустя секунду, на бритом затылке храпящего здоровяка отразилась магическая руна. Отразилась и исчезла. Заметив лежащий у изголовья наемника меч, Белозор не поленился поставить аналогичную руну на рукояти своей находки. Вторая руна, в отличие от первой, загорелась черным огнем, и маг поспешно прикрыл ее пятерней. Такая реакция говорила о том, что меч был заговоренным, но для мага это не являлось большой помехой.

"Если бы все мои деяния были так просты!" — удовлетворенно подумал он, растирая между пальцами оставшийся от руны пепел.

Задержавшись на выходе, Северин стукнул по стенке три раза и, глумливо усмехнувшись ответной тишине, вышел на крыльцо. Повиновавшийся заклинанию засов, громыхнул с внутренней стороны двери и маг, как ни в чем ни бывало, направился обратно в корчму.

Людская молва, приписывающая Леткам наличие преотвратнейшего климата, была вполне справедлива. Длящаяся около семи месяцев зима в этих краях не позволяла собирать богатый урожай и поэтому фрукты и овощи на столах местных жителей появлялись только по большим праздникам.

Неофициально село подразделялось на два "лагеря", в одном из которых проживали только западники, а в другом рекоставы. Последних здесь было гораздо больше, так как далеко не всякий летнесторонец соглашался переехать в Летки по доброй воле и далеко не всякий желал страдать от такого непривычно холодного климата. Однако протест протестом, а западники продолжали прибывать в село, гонимые бредовой идеей Руиза о мирном сосуществовании двух народов. Правда, не знал он ни о "лагерях", ни о часто устраиваемых между ними потасовках. Когда ударяли крепкие морозы, к чести обеих сторон, потасовки прекращались, словно люди повиновались какому-то неписаному правилу, запрещающему выяснять отношения до первой оттепели.

А в этом году жизнь села вообще перевернулась с ног на голову, потому что многие из местных мужчин-западников подались в наемники, в формирующийся отряд, в котором щедро платили за службу. Причем, авансом.

Хитрые главари распустили слух, что их отряду предстоит длительный поход на лесную нежить. Мол, на границе безобразничает. Селяне поверили, не все, конечно. Но даже те, кто взял под сомнение подобное объяснение, хмуро отмалчивались. Никто не желал тащиться следом за отрядом, дабы подтвердить или опровергнуть слух, потому что в день выхода отряда из Летков, все внимание селян было сосредоточено на печных трубах из которых столбом валил дым. А это являлось верным признаком того, что надвигаются сильные морозы.

Впряженный в телегу Сарыч обречено взирал на своего хозяина, который тщательно и скрупулезно искал изъяны в недавно приобретенной повозке. А Яська тем временем терпеливо упрашивала бывшего владельца повозки не мешаться и не давать бесполезных советов.

— А что ж ты, господин, сейчас отъезжаешь? Перезимовал бы у нас со своими детками. Только на нашей стороне, не на западной. — Селянин, пропустив мимо ушей все слова, вновь очутился возле занятого делом Белозора. — Смазывать не надо ее потому как не прихотливая она. Такая телега! Ну такая телега! Прямо ласточка!

— Давайте я его мечом стукну? — предложил Таль, посмотрев пристальным взглядом в сторону бывшего владельца телеги.

Не дожидаясь пока кто-нибудь отвергнет или, что более вероятно, примет предложение широкоплечего парня, владелец сослался на какое-то очень важное, не терпящее промедления дело, и тот час же поспешил откланяться.

Северин одобряюще кивнул своему наемнику, ему так же не понравилось чрезмерное любопытство селянина, потому что оно сулило излишнее внимание со стороны других селян, которые, к счастью, в большинстве своем, еще досматривали утренние сны.

— Славное дело — повозки! Растянулся и спи себе, — Растрепай примостился на краю, достаточно ощутимо потеснив Ястребинку. В ответ, юная чародейка не преминула воспользоваться заклинанием бодрости, о котором ей тот час же и вполне любезно напомнил маг.

Съяну было чуть больше пяти весен, когда он четко осознал, что он иной, не такой как все. И причин этому было более чем достаточно. Во-первых, многие взрослые называли его приемышем, наивно думая, что мальчишка слишком мал для того, чтобы понимать смысл этого слова, а дети, с которыми он делил забавы, все чаще дразнили его сыном лешего.

Во-вторых, он помнил один случай, довольно смутно, без деталей, но все же помнил.