— Поражаюсь тебе! Где-то там, у подножья холма, валяется наглядный пример, а ты заверяешь меня в обратном! Иди, еще раз убедись в существовании лича, только я на выручку больше не приду. Займусь-ка я менее опасным делом: поймаю убежавших лошадок.
Понятное дело, что Эсбер больше не помышлял о встрече с представителем нежити, поэтому он замолчал, дав себе зарок, что впредь будет чаще обычного смотреть под ноги.
После этого пренеприятнейшего события, бывшая ведьма и сложник отложили сон на следующую ночь. Мало ли что еще могло приключиться. И если Эсбер до самого рассвета дергался даже от треска веток в костре, то Веста успокоилась достаточно быстро. Ей помогло самовнушение и мирно дремлющие лошади, которых она изловила с помощью корки хлеба. Веста думала так: раз лошади ведут себя спокойно, значит лич окончательно повержен. Да и, в конце-то концов, один лич — не проблема! Бывали времена, когда с подобной напастью ей приходилось сталкиваться по несколько раз на дню. Только вот спутник ее оказался уж слишком нервным, вздрагивал от любого шороха и слишком часто просил зажечь витень. А она, устав напоминать о том, что их нужно приберечь на черный день, просто взяла и, злорадно ухмыльнувшись сложнику, уселась на мешок с приобретенными в Талых Прогалках витнями.
"Скорей бы рассвет", — подумала бывшая ведьма, окидывая подозрительным взглядом Эсбера, который выскочил из-за растущего неподалеку кустарника. И судя по тому, с какой прытью он выскочил, ему снова что-то померещилось.
— У меня руки т-т-трясутся после т-т-такого! — пояснил он, перехватив ее взгляд.
Веста не без ехидства взглянула на мокрые мысы его сапог, но промолчала, рассудив, что две перебранки за полчаса даже для таких склочников как они — это слишком много.
После неприятной встречи с личем минуло три дня. Причем, за эти три дня не произошло ровным счетом ничего такого, что могло бы говорить о чрезмерной любви нечисти к местным землям.
Следующий по пятам пронизывающий ветер, всегда хмурое небо, прелые листья под лошадиными копытами — к превеликому счастью путников все было скучно и однообразно.
Густая туча, нависшая над рекоставными землями, клубилась всеми оттенками серого цвета и придавала и без того не слишком-то веселому пейзажу совсем унылый вид. Постоянно тлеющие обширные торфяные участки и выжженная трава нагоняли тоску, а иногда даже и страх, на любого оказавшегося в этих краях путника. Именно из-за наличия торфяных участков находящиеся рядом холмы получили свое вековечное название: Тлеющие. Холмы огибала покрытая черной золой дорога. Разбросанные по холмам измазанные сажей мельницы нервно подергивали сломанными крыльями и выглядели так, словно подверглись варварскому набегу.
— Не понимаю, — бывшая ведьма натянула поводья, заставляя лошадь замедлить шаг. — Посмотри на мельницы!
— Ну пустые, — лаконично отозвался Эсбер.
— Не просто пустые, а подозрительно заброшенные!
— Потому что глубокая осень.
— А трава?
— Сколько себя помню, столько она и горит!
— А зерно? Откуда у селян зерно, если здесь постоянно горит трава?
— Вообще-то они закупают зерно в городе, а перемалывают его здесь. Так дешевле. Уже не знаешь к чему прицепиться! — В своих мыслях сложник уже проехал по бегущей вперед, изворотливой дороге и миновал перелесок, после которого начинались Смежные Жнивки.
— Друг мой, одолжи-ка гребешок. — Служитель муз подумал о том, что было бы неплохо позаботиться о наведении марафета.
Веста запустила руку в свой, прикрепленный к передней луке седла, походный мешок, ойкнула и разом вытянула оттуда некстати подвернувшийся нож, гребешок и клубок спутанных ниток.
— Вот мерзость! — выругалась она, подув на порезанный палец.
— Эх, жаль умыться негде. До речки далековато, — посетовал Эсбер. Его пшеничные волосы, тщательно расчесанные одолженным гребешком, румяное, благодаря долгому пребыванию на свежем воздухе лицо, а так же блестящие задором глаза и без водных процедур произвели бы наилучшее впечатление на дядьку-пчельника и прочую родню. Но старался он, конечно же, не для дядьки, а для прекрасных жнивчанок.
— А еще мне нужен пучок соломы. Сапоги очистить.
— И так нормально! — Веста махнула рукой и сжала пятками бока лошади. — Поехали!
Лошадиные копыта глухо застучали по дороге, оставляя за собой темные облака золы.
— Стой! — надсадным голосом крикнул Эсбер и резко натянул поводья.
— Что еще? — раздраженно спросила она.
— Череп, — вполголоса заявил сложник, указывая на оставшийся позади, испачканный золой предмет, отдаленно напоминающий камень.
Экс-ведьма не поленилась развернуть лошадь для того, чтобы поехать и лично убедиться в том, что воображение Эсбера не сыграло с ним злую шутку.
— Козий! — сообщила она, рассматривая череп, который валялся под обожженными прутьями приютившегося на краю дороги щуплого куста.
— Тогда это вдвойне ужасней! — трагически прошептал служитель муз. — Все жители Смежных Жнивок поклоняются козе. Коза — их священное животное!