Цветы для Чирика

Или пей, как принято, по правилам, или получай по морде.

Груне нравилось, что главный удар, нанесенный закоренелым бомжом Моторным этой распутной, вздумавшей пить не по правилам паскуде Катьке, назывался по научному точно – пролом свода черепа.

Не хухры-мухры!

Постанывая, поругиваясь, матерясь, сплевывая, отсмаркиваясь, оборачиваясь, не прет ли за ним не по сезону прыткий заяц, чувствуя голод и обиду, Груня, наконец, углубился в лесополосу.

И остановился.

И сразу что-то такое почувствовал.

Ну, вот точно почувствовал, что-то не так!

Вот все вроде одно к одному – и утро теплое, и трава сухая, немятая, и воздух чистый, аж серебрится, и даже птички-паскуды переговариваются…

А что-то не так.

Ой, не так.

Например, дерево на опушке.

Груня сразу понял, что один из больших тополей, весь в листве, только снизу голый, выглядит как-то не так.

Не походил этот тополь на обычное нормальное дерево.

Снизу веток нет метра на три, а выше, как положено, нормальные густые ветви в густой листве, но если внимательно присмотреться, так снизу этот ободранный тополь вообще напоминал сейчас своими очертаниями не дерево, а как бы плотно прижавшегося к нему человека…

Почти в полный рост…

Притаившись в траве, принюхиваясь к ее теплому одуряющему аромату, Груня сглотнул голодную слюну и решил про себя, что пьяный человек так стоять не будет. Очень уж неудобно так стоять. Рано или поздно, стоя так, человек упадет, устанет. Даже если он совсем трезвый. Значит, у человека, обнимающего дерево, или много сил, а тогда следует бежать от него подальше, решил Груня, или же этот человек привязан к дереву, а тогда…

А тогда чего же бежать?

Груня внимательно осмотрелся.

Куда спешить?

Не обратно ж к Олигофрену.

Тихо лежал в траве, осматривался, машинально покусывал попавшую на зубы травинку.

Прислушивался.

Прикидывал.

Вроде нет никого вокруг.

Ни там, ни там.

И машин ни близко ни далеко не видно.

Вроде совсем нет никого в лесополосе, кроме него, Груни, и человека, обнявшего дерево. Вроде вообще нет ничего вокруг подозрительного. Даже ветерок стих, не шевельнет ни листочка. Есть только ровная полянка, уютно окруженная тополями и березами. И есть этот странный человек, которому почему-то вот надо стоять, обняв дерево.

Трава на полянке, конечно, малость примята, отметил про себя Груня, вон даже колею выдавил в траве автомобильный след, но так, чтобы кругом виднелись следы драки или насилия, этого совсем нет…

Окончательно убедившись в том, что ни на поляне, ни вокруг нее, ни дальше в лесосеке действительно нет ничего опасного, Груня нерешительно встал и, оглядываясь, направился к дереву.

Что-то подсказывало Груне, что идет он не зря.

Что-то подсказывало Груне, что сейчас, вот может сейчас, вот прямо сейчас пойдет ему пруха.

А настоящая пруха это не бутылку пива найти!

Груня шел мелкими шажками, осторожно оглядываясь и прислушиваясь. Он уже не сплевывал и не сморкался. Он боялся каким-либо излишним шумом спугнуть пруху. Обидно спугнуть пруху, когда она сама пошла. Ведь о большой настоящей крупной прухе Груня мечтал всю жизнь.

– Эй!.. – наконец негромко окликнул он прижавшегося к дереву человека. – Эй ты!.. Ты чего тут?..

И помедлив, опять позвал:

– Эй!..

Человек не откликнулся.

Вот паскудник! – удивился Груня.

Теперь он ясно видел, что неизвестный человек действительно стоял не просто так, не сам по себе. Неизвестный человек накрепко был прикручен к тополю белым капроновым фалом. Голова привязанного к дереву человека была низко склонена на грудь, на крутом плече нелепо, как сломанное крыло, топорщился черный расстегнутый пиджак, наверное, с пиджака сорвали все пуговицы. И белая рубашка на груди неизвестного человека была грубо разодрана, будто человека не один раз хватали за грудки. И неприятно белело сквозь прорехи голое незагорелое тело, кое-где покрытое царапинами и порезами.

Да не человек это, вдруг понял Груня, уже по-настоящему предчувствуя пруху. Никакой это не человек.

Мертвяк!

И осторожно подумал: вот паскудник? Стоит, пугает людей.

И так же осторожно подумал: а что может храниться в карманах пиджака и брюк у такого паскудника?

Еще раз негромко окликнув привязанного к тополю человека и опять не получив ответа, Груня приблизился.

Он не только приблизился.

Поборов нерешительность, внимательно, не торопясь, по-деловому изучил карманы мертвяка. В брючных карманах оказался только носовой платок. На белом уголке платка лиловыми нитками были вышиты буквы Е и З. Наверное, баба вышивала, подумал Груня. Платок показался ему чистым и он без размышлений переложил платок в свой карман. Пригодится.

В боковых карманах пиджака Груня, к большому разочарованию, тоже ничего не нашел, кроме расчески.

Но расческу взял.

Это хорошо, что мертвяк со мной не спорит, одобрительно подумал Груня про себя. И хорошо, что голова у мертвяка низко опущена, глаз не видно. Но вот плохо, что он, паскудник, так плотно прикручен к дереву, что никак не проверишь задний карман брюк. Обычно в заднем кармане ничего ценного не держат, но проверить бы не мешало.

А как проверишь?

Груня принюхался.