Цветы к сентябрю

Бедный, наивный Николас! Что бы он ни сделал, для меня он всегда останется порядочным и добродушным человеком!

Вопрос в другом — всегда ли я поступала порядочно по отношению к нему?

В принципе, с его стороны не было ничего скверного. Думаю, он не причинил вреда и другим окружающим. Они, наоборот, постоянно пытались сунуть ему палки в колеса, и он с достоинством отражал удары. При этом всегда оставаясь человеком.

Два года назад Николас чуть не погиб. В старом особняке, который достался ему в наследство от деда, произошёл пожар. До этого Николас жил там порядка трёх недель, стараясь справиться с приступом депрессии. Но, по-видимому, так и не смог. Человек от природы эмоциональный, обладающий буйной фантазией, он вообразил, что в доме находится кроме него кто-то ещё, и в один из серых сентябрьских дней довёл себя этой мыслью практически до смерти…

Он постоянно думал, будто кто-то стоит за дверью…

Когда Николас очнулся, пламя бушевало вовсю. Благо, что ему удалось пробраться к окну, разбить стекло и выпрыгнуть наружу. Правда, не обошлось без потерь. В прыжке несчастный напоролся на осколок стекла, что торчал из оконной рамы и сильно порезал лицо. Теперь на всю жизнь на его щеке остался жуткий, безобразный шрам.

Вероятно, именно это происшествие изменило всю его дальнейшую жизнь. У Николаса кардинально поменялся характер, исчезли многие вредные привычки, и, самое главное, появилось умение тщательно анализировать мысли и поступки. Он стал совершенно другим человеком — неторопливым, осторожным, не тем, кто бросается решать проблему сломя голову, но старается всё продумать и взвесить.

Думаю, он приобрёл неплохие душевные качества. Хотя, я абсолютно уверена, что даже совершенно новый Николас не сможет просчитать до конца всё, что может появиться в его жизни и предугадать финал фильма, где ему суждено сыграть главную роль.

Порой мне хочется, чтобы он нашёл мой дневник и прочёл его.

Хотя я думаю, что это — невозможно…

Может быть, тогда бы он понял, что в жизни просто так ничего не происходит.

Может быть, тогда бы он осознал, что настоящее чувство всё-таки существует.

Но, возможно, он бы всё-таки уяснил, что эти строки я писала специально для него к сентябрю.

14 августа

В последнее время Николас жил довольно замкнуто. Отремонтировав дом, прилично пострадавший при пожаре, он поселился в нём. Связи с внешним миром практически не поддерживал, разве что иногда, раз в неделю ездил в Кемберлист сделать необходимые покупки. В контакты с людьми старался лишний раз не вступать, но если и вступал, то ограничивался короткими сухими фразами, которыми выражал всё, что хотел. Как я уже излагала выше, он стал мудрым и осторожным, крайне немногословным человеком.

В своей новой жизни Николас места женщинам не отвёл. Ни одна так и не переступила порог его особняка, за исключением тётушки Милли — улыбчивой, добродушной толстушки, которая нанялась за хорошую плату следить за домом и за ним самим. В смысле — стирать, убираться, готовить.

Больше не было никого.

Злые языки постоянно судачили, что Николас ведёт аскетичный образ жизни, но он не обращал внимания на эти сплетни. Умея анализировать поступки и действия других, он относился абсолютно спокойно к подобным бредням.

— Надо быть выше всей этой грязи, — так он любил иногда говорить.

Если и раньше Николас был интеллигентным, образованным человеком и чувствовал своё превосходство в определённом кругу людей, то сейчас эта мысль окончательно укоренилась в его сознании.

Итак, казалось, наш герой предпринял всё, чтобы отгородиться от окружающего мира. Он даже выстроил вокруг особняка высокий забор, хотя в округе в радиусе многих миль никто не жил.

Возможно, он успокоился.

Возможно, он просто хотел тишины.

Но, возможно, теперь он знал наверняка, что в доме никто не стоит за дверью…

Правда, текущая вокруг жизнь продолжала настойчиво к нему подбираться. И однажды ей это удалось.

Сегодня днём.

14 августа. Позже

К полудню Николас возвратился из Кемберлиста, куда его заставило съездить пустяковое, но необходимое дело. Подъезжая к воротам, он ещё раз окинул взглядом унылую серую, почти слившуюся с низким свинцовым небом равнину.

— Действительно, осень, — грустно вздохнув, он тоскливо посмотрел в окно. — Хотя до неё целых две недели. Но я знаю, они пролетят незаметно, и наступит первый осенний месяц — сентябрь. А в сентябре у моей Дженни — день рождения…

Левая нога непроизвольно нажала педаль тормоза.

— О чём я говорю? — пробормотал он. — Это же давно забытая песня. Честное слово, ты опять впадаешь в сантименты, Ник…

Внезапно вспыхнувшая ярость отдалась тупой болью в затылке. Он тихонько застонал, откинулся на подголовник и прикрыл глаза.