Цветы корицы, аромат сливы

И схлопнул веер. Выдернутый со студенческой скамьи блестящий студент Императорского университета в Нагое, Аоки действительно формально подчинялся непонятно кому и, в общем, мог позволить себе чистить ногти. Даже внутри небольшого отряда из подразделения «Курама Тэнгу», отправленного на континент, существовал раскол. Это было в полном соответствии с традицией. Нужно заметить, что в Японии 1910-40-х годов флот и армия представляли из себя едва ли не противоборствующие структуры, перед войной, году, кажется, в 1936-м, между командованием армии и флота в присутствии императора было подписано соглашение о совместных действиях. Тем не менее, флот имел собственную пехоту – СМДЧ, специальные морские десантные части, а армия строила себе для действий в прибрежных районах собственные авианосцы, и все это в условиях адской нехватки ресурсов! Взаимная любовь армии и флота получила свое окончательное воплощение, когда был создан отряд «Курама Тэнгу». На флоте с усмешкой говорили, что это типичный образец подразделения, подчиняющегося армейским структурам, – их почерк. Флотские технократы и прагматики такой ерундой ни за что мараться не стали бы. К этому времени они были заняты значительно более интересной и полезной вещью – они приводили в действие стратегию поражения. Вражда существовала также между новообразованным отрядом «Курама Тэнгу» и другими, ранее созданными подразделениями Квантунской армии; в лучших традициях, существовала она и между той частью «Курама Тэнгу», что оставалась в Японии, и той, что отослана была в Китай. Было бы удивительно, если бы раскол не затронул также и ту сравнительно небольшую группу специалистов, что была переброшена на территорию Китая. Армейские кадры сопротивлялись введению в состав группы штатских, но и избавиться от них не могли. Собственно, раскол произошел даже в душе Аоки Харухико, разделив ее на две враждующие между собой части. Что уж говорить об образованиях более крупного порядка!

Перед полковником Кавасаки никто обычно не сидел и не капризничал. Не взмахивал ресницами, не чистил от шкурки сливу. Поэтому полковник собрался и очень аккуратно построил фразу.

– Все ученые дискуссии вы, разумеется, будете вести с доктором Накао Рюити, и ворох исписанной бумаги вы сдадите ему же. Я же забочусь о том, чтобы научная элита стояла немножко ногами на земле. На твердой почве. Вы сможете дать мало-мальски подробную информацию об Императорском театре теней?

– Об Императорском театре теней я знаю все.

Ближе к зиме в архиве становилось очень холодно. Только один раз было тепло – когда случайно на воскресенье забыли выключить отопление. Обычно все ходили в одеялах и только по первому этажу. Другие этажи не отапливались вообще, поэтому туда никто и не заходил.

Сюэли принес дворнику несколько десятков книг Юкио Мисимы и, пока Григорьич копался в углу, быстро сложил из них на столе дырявую башню, как при игре в дженгу.

– Сейчас я тебе из того угла дам, – предложил Григорьич с тем же выражением, с каким базарная торговка квашеной капустой говорит: «А вот с хренком я тебе из той бочки могу накласть».

– Да-да, пожалуйста, – сказал Сюэли и ловко выбил пальцем «Золотой храм», так что он вылетел, не покачнув всего сооружения. Он стал примериваться к «Дому Киоко» – тот слабо держался, и его, наверное, тоже можно было вышибить без потерь для конструкции.

Григорьич шмякнул на стол гигантскую груду пыльных папок.

– На них на всех гриф… – забубнил он.

Сюэли сначала представил себе громадного, злобного, встрепанного грифа, который присаживается на эти папки, потом вспомнил другое, более актуальное значение этого слова.

– «Совершенно секретно»? – привычно спросил он.

– Нет. Тут… вот… «Переводу не подлежит».

– Что? – подавился Сюэли. – Как?

– Ну, тебе это все равно, я думаю. Бери. Тебе зачем перевод? Ты сам оттедова.

В который раз проницательный Григорьич оказался прав. Не зная японского, Сюэли узнавал процентов семьдесят иероглифов, игнорируя неприятную кашу флексий, выглядевшую как рассыпанные обломки не понадобившихся иероглифов, и приблизительно мог прикинуть, о чем текст.

Он сложил папки в рюкзак, откуда выгрузил перед этим дженгу из Юкио Мисимы, поблагодарил Григорьича и, уворачиваясь от несшейся на него поземки, побрел на заснеженную Красную площадь, к Ли Дапэну.

– Долго ли нам ожидать того дня, когда многоуважаемый сюцай пройдет, так сказать, в Ворота Дракона и, как говорится, ступит ногою на голову черепахи Ао? – радостно поинтересовался сапожник Ли вместо приветствия.

– Да не пройду я никогда первым на госэкзаменах, вы что!! – искренне обалдев, отвечал Сюэли.

Красная площадь была, как обычно, удивительно маленькой. Как первый раз она поразила своими игрушечными размерами, так и теперь это чувство не отпускало. Сюэли присел на деревянный ящик с обувными щетками и гуталином.