Цветы корицы, аромат сливы

— Я тоже люблю свой город. Гуанчжоу. В 1938-м году в него вошли японцы. Я хорошо это помню. В том смысле, что мы вообще про это не забываем. Поскольку было сильное сопротивление, весь центр города лег в руины, а промышленность уничтожили при отступлении китайские части. И потом японцы находились там до сорок пятого года, 16 сентября. Это очень долго, да? Но это не потому, что мы такие покорные судьбе люди. Просто так сложилось, — сказал Сюэли и внезапно продолжил: — А если мы действительно найдем отчет о задержании моего дедушки — как мы поймем, что это он?

— Ну, как? Там имя будет. С фото сложнее… Тогда и в красноармейских-то книжках фотографий не было. Но должен быть словесный портрет и биографические данные со слов задержанного.

— Но ведь в документах разведки было фото лейтенанта Итимуры, из "Курама Тэнгу"! — возразил Сюэли.

— Ну, так, блин, одно дело — фото заведомого японского спеца, оно точно должно быть. И другое дело — отсутствие фото у какого-то мутного китайца.

— Это не важно, — вздохнул Сюэли. — Фото не спасет. Дело в том, что я никогда его не видел. Я не знаю, как он выглядит. Кажется, у бабушки не было ни одного его снимка.

— Ну, чего тут скажешь? — плохо.

— Ну, она говорила, что носит его образ в сердце. Это очень надежно. Но… Я боюсь, имя может быть другое. Имя может быть любое, — сказал Сюэли.

— Тут ты прав. Я полагаю, у китайца, в сорок четвертом году решившего делать ноги в Союз, документов могла быть целая колода — хоть тридцать шесть штук на разные имена.

Дома у Сереги обнаружился завал всяких бумаг, разложенных по папкам, горы альбомов с газетными вырезками и бабушка, которая принесла им поднос с кулебякой и круто заваренный черный чай и все говорила Сюэли, что он худенький и бледненький, а Сереге — что он здоровый бугай.

— Ну вот, посмотри пока газетные вырезки про разные нормальные задержания, а я пока поищу про то, с выносом мозга. Не, ну правда — на границе, конечно, всякое случается — то сигналы идут с заброшенной вышки, где давно уже нет никого, она посреди пустошей стоит — но сигналы все правильные, все шифры, пароли новые, а вышка там уже… мхом поросла, то росомаха за почтовой машиной гналась три километра, то вроде трезвые все были, но видели подземный ход до Китая…

— Выложенный драгоценными камнями…

— Во-во… Но это, понимаешь, все специфика повседневной службы. А вот это пенка. Нашел. "Отчет о задержании лица, назвавшегося китайским перебежчиком Ли Сяо-яо".

— Значит, капитан Хорошевский. Могу себе представить его лицо… когда ему все это докладывали."…Трудности с задержанием объясняются тем, что нарушитель принимал форму лисы и пытался скрыться в норе в трех километрах к северу… до лощины, где преследуемый ушел в кусты…", — Серега не выдержал и всхрюкнул, но тут же смутился. — Cлушай, извини, — он сунул Сюэли истрепанные листки. — Ты сам это почитай, меня сейчас просто порвет. КСП — это контрольно-следовая полоса. Ну, дальше тут вроде все ясно. Слушай, это просто "Вечера на хуторе". Близ Диканьки.

— "…с помощью поисковой собаки были задержаны две лисицы, не проявившие при допросе человеческих качеств…"

Серега, сдержанно всхлипывая, медленно сполз с дивана на пол.

— "…и замечен был в конечном счете по хвосту…"

— Слушай, я… пойду водички попью, — пробормотал Серега и выскочил за дверь. Когда он вернулся, Сюэли уже дочитывал бумаги.

— "…следы на КСП, оставленные задержанным, совпадают… а также настойчиво указывал на большую ценность предметов искусства, которые имел при себе, в ящике размером… по распоряжению капитана Хорошевского И.Т. запакованы и приготовлены к отправке в Москву в ГМИИ с сопроводительным письмом…".

— Кстати, это большая удача, — сказал Серега уже спокойно, — что на заставе случился настолько культурный и грамотный офицер, что он решил в те времена, там вообще-то, мягко говоря, не до того было, — а он вник во всю эту бодягу, оформил ящик, проследил за отправкой… он, может, на гражданке вообще искусствоведом был каким-нибудь? Хрен знает… в общем, повезло. Повезло однозначно.

— Но если дедушка сдал советскому государству ценные предметы искусства… добровольно, то… как это могло повлиять на его дальнейшую судьбу?

— Да как повлияет, если в лагерь он отправился все равно с тощим зековским сидором? А театр уехал другим маршрутом.

— А… Ну да, верно. Значит, в лагерь? В какой лагерь?

— Скорее всего — где-то там же, на Дальнем Востоке, для начала. А потом — как фишка легла. Где угодно он мог потом работать.

— "…при задержанном обнаружено 12 различных документов на разные имена, причем отсутствовали бумаги на имя, которым он первоначально назвался при задержании… было предложено оставить одно из имен на выбор…"

— Но ведь имя Ли Сяо-яо — настоящее, — растерялся Сюэли.

— Не смеши меня. А как наши органы поймут, какое из имен настоящее? Под любым именем он в Союзе мог натурализоваться, под любым! Просто — какое благозвучнее показалось, то и оставил.