Цветы любви, цветы надежды

— О Господи, Кит... я... — Джулия пыталась размышлять здраво, но потом вспомнила слова Энни о том, что не надо анализировать, и спросила свое сердце, чего оно хочет.

— Ладно, — еле слышно выдохнула она.

— Ладно? Хочешь сказать, остаешься?

— Да. Во всяком случае, пока. Может, нам стоит попробовать? Что мы теряем?

— О Боже! Ты серьезно?

— Еще как серьезно.

— Тогда я встаю. У меня жутко болят колени.

Кит поднялся с земли и тут же заключил Джулию в объятия.

— Обещаю, милая: буду заботиться о тебе всегда.

— А я буду заботиться о тебе.

— Правда? — Кит приподнял подбородок Джулии и заглянул ей в глаза. — Это что-то новенькое. — Улыбнувшись, он нежно поцеловал ее в губы. — То есть мы можем заботиться друг о друге?

— Да. Тем более что мы пережили одно и то же... несчастье.

— Мы с тобой — два сапога пара, ты это имеешь в виду?

— Примерно, — пробормотала Джулия, пока он покрывал ее лицо поцелуями.

Слегка отстранившись, она заметила, что таксист внимательно наблюдает за ними, прислонившись к заднему бамперу своей машины и скрестив на груди руки.

— Я схожу за рюкзаком и отпущу водителя, — пробормотала Джулия.

— Ладно, а потом, моя дорогая Джулия, я отвезу тебя домой.

— Куда домой? — озадаченно спросила она.

— В Уортон-Парк, разумеется. Именно там твое место.

Часть 2 ЛЕТО

Глава 31

Уортон-Парк

Иногда, просыпаясь и глядя, как утреннее солнце струится в незашторенные окна Уортон-Парка, я с трудам верю, что обрела спокойствие и мир в душе, о которых уже и не мечтала.

Я, как кошка, греюсь в теплых лучах. Поворачиваюсь и вижу на подушке рядом со мной Кита. Он только что постригся (на волосах остались следы парикмахерских ножниц) — по моей просьбе, чтобы я могла видеть его глаза. Одна прядь падает на закрытое веко, рука за головой — он спит крепко, доверчиво.

Мне нравится смотреть на него спящего, и у меня часто бывает такая возможность, ведь я обычно просыпаюсь первой. Это мои тайные мгновения, когда я могу отбросить все свои страхи и просто наслаждаться любимым. Он, невинная жертва сна, ничего об этом не знает. Не знает, что я изучаю и записываю в памяти каждую черточку его лица.

В последнее время я поняла, как важны подобные вещи. Уже не могу представить лицо моего мужа, только смутный контур — очертания, в которых подробные детали стали размытыми и неразличимыми.

Закончив свое исследование, я откидываюсь на спину и оглядываю комнату, в которой спали множество поколений Кроуфордов. Сомневаюсь, что интерьер изменился с того дня, когда Оливия Кроуфорд вошла сюда в свою брачную ночь, семьдесят лет назад. Некогда роскошные обои ручной росписи выцвели; теплый сливочно-желтый цвет превратился в мрачный и мутный оттенок рисового пудинга; нарисованные на них цветы и бабочки стали едва заметны.

У одной стены стоит массивный туалетный столик красного дерева с трюмо. Он так уродлив, что никто не захотел купить его во время распродажи, и я вернула столик на прежнее место. Иногда я воображаю, как за этим столиком сидит Оливия и накладывает макияж, необходимый для девушки тех лет, а Элси старательно делает ей прическу.