Цветы на нашем пепле. Звездный табор, серебряный клинок

— Вот что, Гойка, — сказал я строго. — Если ты хочешь, чтобы мы остались друзьями, свыкнись с мыслью, что я уже не принадлежу табору, я принадлежу России. Но и вы — русские цыгане, часть ее, так что я и от джипси не отрекаюсь, а вот ты…

— Ладно, ладно, Чечигла Рома, — он похлопал меня по плечу. — Не заводись. Вижу теперь: кое-что прежнее в тебе осталось.

Неожиданно вмешалась Аджуяр:

— Да кто ты такой, Гойка, чтобы судить, хорош или плох царь?! Как ты обращаешься к нему, почему не величаешь государем?! Радуйся тому, что впервые за вечность появился шанс, что власти будут на стороне джипси, да помогай этому сбыться, если ты настоящий атаман. Не суди царя, а помоги ему освободить семью!

— А вот эта карга не изменилась ни на чуть-чуть, — выпустив изо рта клуб дыма, констатировал Гойка. — Но запомни, старуха, — наклонился он к ней, — для меня он не государь, а Чечигла Рома, так он сам велел мне его называть. Чувствовалось, что он гордится этим. — А? — оглянулся он на меня.

— Это так, — подтвердил я.

А он продолжил:

— Но хватит разговаривать, айда к людям, они ждут… Очень ждут. И все-таки оденься ты по-нашему, было бы лучше, — закончил он, вздохнув.

Теперь я понял, что его огорчало. Опасение, что изменением моей внешности будут разочарованы его цыгане.

— Надеюсь, государь, вы не собираетесь сообщать всем этим голодранцам, кто вы есть на самом деле? — шепнул мне на ухо дядюшка Сэм по пути.

— А вы думаете, они еще не знают? — поразился я его несообразительности. Это ведь Гойка нашел ваше послание на теле крысы, и он сам догадался обо всем, просмотрев его. Цыгане — не стадо послушных баранов, и, когда он отдавал им распоряжения лететь туда или сюда, он должен был как-то это объяснять… Думаю, он давно рассказал им…

Мы вышли на палубу, где собрался цыганский люд. Стоило мне появиться, как гул голосов моментально смолк, и наступила оглушительная тишина. Джипси ждали, что я скажу им. Я не готовился произносить речь, но ситуация требовала этого. Прежде всего я поздоровался:

— Хай, ромалы.

Они нестройно отозвались и смолкли, ожидая продолжения. И я заговорил:

— Я знаю, братья мои, вам неприятно видеть меня в этом чужом одеянии и в сопровождении этих незнакомых вам людей. Но судьба моя круто изменилась, и, хочу я того или не хочу, я должен жить теперь иной жизнью. В покое меня не оставят, да я и сам не хочу покоя. А изменилась моя жизнь потому, что выяснилось: в моих жилах течет кровь царского рода Романовых.

Я думал, после этих слов джипси загалдят, но они безмолвствовали. Видно, действительно, я не открыл им ничего нового. Более того, они свыклись с этой ситуацией и в ее справедливости не имели ни малейших сомнений. Что ж, тем проще.

— Я не сразу узнал об этом, — продолжал я и даже не врал, ведь о своей родословной я действительно не знал, пока не появился в этом времени, — но теперь, когда узнал, на меня легла тяжесть долга. Я должен занять российский трон. Но я не забуду и того, что я — джипси, и в тот час, когда я взойду на трон, джипси в этой стране станут избранным народом.

И это, как ни странно, тоже не было ложью. «Я — джипси…» Цыган я во всяком случае не в меньшей степени, чем, например, русским был Пушкин. И эти слова, наконец, заставили толпу загудеть. Но я еще не закончил:

— Я знаю, вы можете сомневаться в моих словах, ведь, хотя я и был у вас джузатаманом, все вы помните и то, что когда-то я пришел в этот табор, как чужак. Но залогом того, что я говорю правду, пусть послужит то, что я женат на женщине вашего табора, которой предстоит стать царицей, и то, что она родила мне наследника, которому судьбой начертано стать царевичем. Но для этого нам нужно вызволить их из вражеского плена, и я прошу в этом вашей помощи.

Гойка сделал шаг вперед и поднял руку в знак того, что хочет что-то сказать. Гул стих, и атаман обратился к своим людям:

— Ромалы! Знаю, что беспокоит вас, и мое цыганское сердце болит не меньше вашего. Как радовались мы, узнав, что наш Чечигла Рома — наследник престола, как мечтали о том, что кровь от крови, плоть от плоти, наш джипси, да еще и прославленный ганджа, не раз показавший свои ум и храбрость, взойдет на царский престол… И вдруг мы видим, что он уже не тот, уже не наш, он уже стыдится нашей одежды и якшается с нашими извечными врагами… Но придется смириться с этим. Он и не мог остаться прежним. И мы должны решить: с ним мы или нет…

Из толпы сделал шаг человек… Я не сразу узнал его. Потухший взгляд, обрюзгшее лицо… Зельвинда! Так вот каким они сделали тебя…

— Я не верю ему, — негромко проговорил он, но слова его были слышны отчетливо. — Наши враги коварны и хитры… Он был моим другом. Но и его могли сломать. Они могут сломать кого угодно.

Сказав это, Зельвинда отступил назад и моментально затерялся в толпе. Тихий и незаметный Зельвинда Барабаш… Никогда я не поверил бы, что такое возможно, если бы не увидел это своими глазами.

Люди молчали. И тогда вперед шагнула Аджуяр.