– Но к Ракши, я думаю, сядет Тилия, – возразила та, – как же тогда вы? Лучше будет, если…
– Лучше будет, если ты раз и навсегда перестанешь мне перечить, – прервал ее Лаан. – Не забывай, я уже почти что со-муж короля, и строптивости в нашей семье я не потерплю!
При этом он так подмигнул ей, что Лабастьер, соскочив с сороконога на землю, хотел немедленно как следует отдубасить его. Но тот взмолился:
– О, простите меня, Ваше Величество. Я заговариваюсь от счастья… А глаз, глаз подергивается от волнения… – Заметив, что гнев короля больше напускной, чем взаправдашний, он сварливо добавил: – И, между прочим, не надо лишать меня последних сил, которые я берегу для полета; путь-то предстоит неблизкий! Правда ведь? – обратился махаон к Умнику, и тот всем своим видом подтвердил верность его слов.
Махнув рукой и стараясь не рассмеяться, король вспорхнул обратно в седло. Да и мог ли он сердиться на друга всерьез?
Далее две пары влюбленных двигались верхом, а отряд Пиррона и присоединившийся к нему Лаан сопровождали их по воздуху. Бежать сороконоги способны значительно быстрее, чем могут лететь бабочки, но чтобы не приходилось никого поджидать, наездники сдерживали животных и время от времени, чтобы летящие могли отдохнуть, устраивали короткие привалы. Иногда остановки были и вынужденными: когда перед сороконогами возникали те или иные преграды. Тогда отряд, подоспев, по очереди переносил перепуганных зверей через овраг или ручей, и они продолжали путь.
Во время одной из таких передышек Лабастьер перекинулся несколькими словами с синеглазой Тилией. Конечно же, она была очень мила, но… Его несказанно забавляла мысль о том, что эту самку Ракши предпочел самой Мариэль, и ему очень хотелось понять, как же такое могло произойти.
– Я думаю, дорогая Тилия, вы сделали завидный выбор, – обратился король к девушке. – Я обещал Ракши и Мариэль, что они отправятся со мной в столицу и останутся при дворе. Теперь это распространяется на вас, и я надеюсь, вы не откажетесь от этого предложения. С Ракши мы знакомы совсем недавно, но благодаря ряду качеств, я уже включил его в число своих лучших друзей. Он смел и благороден, добр и великодушен…
– Мне не нужно расхваливать его, Ваше Величество, – мягко остановила короля самка, – это было бы пустой тратой вашего драгоценного красноречия. Мне было достаточно нескольких минут общения с ним, чтобы понять, что мы рождены друг для друга.
– О да, понимаю, – кивнул головой Лабастьер, – то же случилось и со мной, когда я увидел Мариэль. И все-таки, если бы не Лаан…
– Кроме вашего друга мы должны благодарить и удивительное стечение обстоятельств, – возразила Тилия. – На балу Пиррона мы с Ракши и словом не перемолвились о своих чувствах. Его удерживала честь, а меня – гордость. Лишь известие о том, что он вместе с вами находится в смертельной опасности, вывело меня из состояния меланхолии, в которое я впала сразу, как только вы нас покинули. Ведь я была уверена, что больше никогда не увижу того, кого полюбила больше жизни. А если бы я не занималась оружием, меня бы не взяли с собой, и тогда… Все это похоже на чудо.
Тихий смех Мариэль заставил Тилию и Лабастьера обернуться.
– Там, где любовь, там и чудо, – улыбаясь, сказала та, – простите, что я невольно услышала конец вашей беседы. Меня послал за вами Ракши: в седельной сумке Ласкового сохранился последний сосуд с напитком бескрылых, и мы посчитали, что это очень кстати. В нашем селении помолвки принято отмечать несколькими глотками… Все уже приготовлено.
10
«О взгляни, гусеницу несет муравей,
Разве он, Первобабочка-мать,
Не прекрасен в своем неустанном труде,
Пусть он и не умеет летать?»
Улыбнулась она: «Это нужно, скорей,
У поклажи его узнать».
И это было только начало праздника. Бал, который устроил Дент-Пиррон в честь того, что король нашел-таки, наконец, невесту, а также в честь своей племянницы, которая должна в ближайшее время стать придворной, был еще более роскошен, нежели давешний. Конечно же, все были слегка шокированы неожиданной перетасовкой в компании короля, но во-первых, такой исход устраивал всех, а во-вторых, он придавал веселью некий особый налет авантюрности и бесшабашности.
Праздник, сопровождаемый обильными возлияниями, танцами и фейерверками, длился двое суток, на третьи же вновь настало время расставания. До самого края селения король и его спутники шли пешком, сопровождаемые толпой восторженных подданных. Боевой отряд Дент-Пиррона был тут же, по поручению правителя он подрядился сопровождать короля до самой столицы.