Цветы подо льдом

– Разумеется, нет. – Доминик снял жилет и отбросил в сторону. Его рубашка слабо поблескивала на солнце. – Никому в голову не придет, что вы женщина. – Он упал на свою койку и вытянулся на ней. – Наши мужчины ни о чем не догадываются, кроме того, что я неравнодушен к мальчикам, но это довольно распространенное явление. А поскольку я снискал их расположение, они не станут выдвигать против меня обвинений.

Кэтриона сама не знала, почему ее так волновал этот маскарад. Она наслаждалась трюками с воздушным шаром, не имела ничего против брюк. И даже обрадовалась, что можно освободиться на несколько часов от обременительных юбок и неприятных воспоминаний. Но сейчас ткань, трущаяся о бедра, казалась ей жесткой и грубой.

– Я не понимаю, зачем вообще давать повод для каких-то обвинений? Если вы перестанете смотреть на меня так, как вы это делаете, никому не придется думать о подобных отвратительных вещах.

– Вы полагаете, мне это нравится? – сухо сказал Доминик. – Впрочем, мнение остальных не имеет значения. Они должны верить той роли, которую мы играем. Вот и все.

– Но почему это обязательно должна быть роль любовников?

– Потому что первое правило любого обмана – держаться как можно ближе к правде. Вы думаете, Найджел не догадался? Он слишком деликатен, чтобы спрашивать напрямую, как и Франс. Поэтому они и позволили нам ехать таким образом, и поэтому же я не буду делать ничего, чтобы их разубедить. Пусть считают, что мы любовники. Итак, ничего не остается, кроме как сдаться, Кэтриона.

– Что вы имеете в виду? Как это – сдаться?

– А вот так. – Доминик протянул руку и взял ее за запястье. Одним быстрым движением он заставил ее совершить пируэт и уложил рядом с собой. Распластавшись на койке, Кэтриона оказалась прижатой к его груди. Разумеется, она немедленно попыталась освободиться, и Доминик, ослабив хватку, позволил ей уйти. – Мужчина за такие вещи ударил бы меня кулаком. Мужчины атакуют, женщины – бегут.

– Ах так! – Кэтриона откинулась назад и с силой замахнулась, целясь ему в лицо. Он легко поймал ее кулак и притянул к себе, а потом навалился сверху. Она оказалась плотно прижатой к койке и тяжело дыша уставилась на его волосы, которые в лучах солнца казались окаймленными огнем. – Ну и чем еще отличаются мужчины?

– Кроме того, что и так очевидно? – Доминик посмотрел на нее сверху и теснее прижался к ней. – В определенном смысле мужчины сильно отличаются от женщин. Мы знаем, когда мы возбуждаемся, – тихо сказал он. – Женщины только что-то чувствуют, но не всегда уверены, что это и есть то самое. Поэтому иногда они отождествляют это с гневом или смущением.

– Сатана... – начала было Кэтриона по-гэльски. То, что она сейчас чувствовала, не было ни гневом, ни смущением.

Доминик скатился с нее и встал.

– Ложитесь спать, Кэтриона, и успокойтесь: пока мы едем до Эдинбурга, вам ничто не угрожает. Поверьте, я не сделаю ничего такого, что сможет выдать . ваше инкогнито даже Джерроу Флетчеру.

Он поклонился ей с полуулыбкой, оставившей ямочки на его щеках, и протянул руку, чтобы помочь ей встать.

Вместо этого Кэтриона брыкнула ногами и вытянулась во весь рост. Она скрестила лодыжки, как мужчина, и заложила руки за голову.

– Вы не только великий учитель, но еще и задира, – сказала она. – Но некоторые уроки я уже усвоила. Мне не следовало пытаться ударить вас.

Он опустил руку.

– Но дуетесь вы очень натурально.

– Ну и ладно. Хорошо, что вы верны своему обещанию. Ведь я могу положиться на вас, Доминик Уиндхэм? Надеюсь, у нас не будет с этим проблем?

– Нет, не будет.

Кэтриона встала и пошла к другой койке. Сев, она небрежно стянула с себя ливрею, грубо пародируя мужские движения, затем нагнулась и скинула ботинки, как безалаберный подросток.

Доминик стоял, сложив руки на груди, и наблюдал за ней.

Несколькими резкими рывками она развязала галстук, швырнула его в сторону и стала сбрасывать с плеч жилет. Намеренно сводя лопатки вместе, она вызывающе выпячивала грудь.

Костяшки его сжатых пальцев заметно побелели.

Кэтриона вошла в еще больший раж, ее даже слегка затрясло.

– Если вы нарушите слово, – сказала она, – маркиз убьет вас. Ведь он стреляет лучше, чем вы, не так ли?

– Да, это правда.

– Тогда я действительно могу не опасаться.

Пыл бунтарства не остывал, и она принялась снимать брюки. Пальцы ее неловко продирались между пуговицами с грифонами, путаясь в синем сукне, пока наконец не избавились от него. Оставшись в белой рубашке и полотняных подштанниках, Кэтриона наклонилась, чтобы снять гольфы.

Дыхание Доминика участилось, его ноздри раздувались, как у жеребца, – казалось, из них вот-вот вырвется пламя.

Гольфы никак не хотели закатываться, но наконец Кэтриона справилась и с этой задачей.

– Вы не притронетесь ко мне до Эдинбурга! – заявила она, глядя на свои голые ноги. – Вы не станете портить зеленого юнца. Какое счастье, что в Англии еще не перевелись джентльмены!