Читаем Цветы, пробившие асфальт: Путешествие в Советскую Хиппляндию полностью

Я считаю, что, по сути, совершенно неважно, был ли Солнце провокатором или нет; гораздо важнее то, что на его призыв откликнулись сотни, если не тысячи людей. Но все же я думаю, что на этой теме важно остановиться подробнее, — не потому, что я хочу вывести Солнце на чистую воду, а потому, что этот случай дает мне возможность более глубоко обсудить взаимоотношения хиппи, осведомителей и КГБ. Дискуссии о том, кто и почему сотрудничал с секретными службами, чрезвычайно распространены в таких странах, как Восточная Германия и Чехословакия, но практически отсутствуют на постсоветском пространстве. Такая ситуация сложилась отчасти потому, что у нас, историков-советологов, по-прежнему нет доступа к документам КГБ СССР, личным делам агентов и публичным признаниям, несмотря на то что в последние годы стена секретности давала трещины. Архивы республиканских КГБ остались в новых независимых государствах европейской части бывшего СССР. Балтийские страны открыли их сразу — они доступны, пусть и в разграбленном и неполном виде. Громкие разоблачающие истории появились только после того, как открыли архив украинского КГБ, размер которого дает нам лучшее на настоящий момент представление о том, какая, кем и когда собиралась информация. Однако в России все пока остается под замком. Здесь есть лишь некоторые устные свидетельства того, насколько глубоко КГБ проникал в определенные учреждения культуры, такие как, например, Ленинградский рок-клуб, и/или контролировал их[256]. Подобная нехватка информации почти полностью отменила любого рода дебаты о том, что считать осведомительством, как оценивать сотрудничество рядовых граждан с КГБ и кем их считать: предателями, жертвами — или теми и другими.

У меня практически нет никаких сомнений в том, что Солнце был информатором. Я также почти уверена, что подавляющее большинство людей, которых таскали в КГБ — на так называемые «профилактические беседы» или задержав в ходе милицейского рейда, — предоставляли органам информацию[257]. Авторитет Солнца среди московских хиппи, пухлое досье, собранное на него органами, и его частые аресты сделали его идеальным кандидатом в осведомители. В статье в New Yorker, опубликованной в 1992 году, в разгар восточноевропейской лихорадки разоблачений неформальных секретных агентов, дается очень развернутый анализ того, почему ни Schadenfreude (нем. злорадство), ни надменное осуждение не являются адекватным ответом на публикацию имен, последовавшую сразу за открытием архивов спецслужб. Ни КГБ, ни Штази, ни чехословацкая StB не преследовали людей, сидевших на дачах и окучивавших картошку. Они выбирали тех, кто проявлял активность. Быть мишенью для органов государственной безопасности означало быть смельчаком, а не трусом[258].

Солнце фарцевал, курил анашу и употреблял безумные коктейли из «колес» — привычка, которую, по словам его брата, он приобрел в военном госпитале во Владивостоке. У КГБ на него было много компромата. И все же та история, которую показал российский телеканал, выглядит неправдоподобной. Во-первых, свидетели: если для стороны «защиты» создатели фильма выбрали и проинтервьюировали «обычных подозреваемых», бывших хиппи, имена которых на слуху (Липницкий, Арбатова, Сольми), то другая сторона представлена третьестепенными персонажами. Отставной офицер МВД Евгений Черноусов, как сказано, служил в московской милиции в середине 1980‐х. Агент Александр Максимов работал на КГБ между 1995 и 1998 годами. А Солнце умер в 1993 году и, скорее всего, уже лет за десять до своей смерти перестал представлять интерес для органов госбезопасности. В фильме не говорится, почему эти два свидетеля вообще могли обладать хоть какой-то информацией о Солнце и о том, что он согласился сотрудничать с органами. Что интересно, никто из них даже не упоминает демонстрацию 1971 года. Вместо этого они оба твердят: КГБ заставил Солнце сотрудничать, в то время как милиция вовсе не интересовалась хиппи — до тех пор, пока они не нарушали закон. Вывод о том, что сотрудничество Солнца заключалось в организации демонстрации 1971 года, делается, похоже, самими создателями фильма, а не приглашенными ими свидетелями[259]. На самом деле есть много доказательств того, что в 1971 году Солнце находился в полном неведении относительно планов КГБ и просто был инструментом в их руках.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Homo ludens
Homo ludens

Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына. В книгу включены воспоминания о Зиновии Паперном, его собственные мемуары и пародии, а также его послания и посвящения друзьям. Среди героев книги, друзей и знакомых З. Паперного, – И. Андроников, К. Чуковский, С. Маршак, Ю. Любимов, Л. Утесов, А. Райкин и многие другие.

Зиновий Самойлович Паперный , Йохан Хейзинга , Коллектив авторов , пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ

Биографии и Мемуары / Культурология / Философия / Образование и наука / Документальное
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология