Цветы прорастают сквозь кости (СИ)

Председателем оказался один из тех персонажей, чьи физиономии постоянно мелькают в городской хронике, но кого запомнить хотя бы по фамилии вы не сможете при всем желании. Все артибуты номенклатурной посредственности -- официальный до отвращения костюмчик, двойной подбородок, начальственные брыли, придающие лицу неприкрыто кислое выражение. На вид лет под пятьдесят, хотя наверняка немного моложе.

А третьим за столом был один из моих старых знакомых. Паша Мельников, в сорок восьмом году -- член партии "Сталинский блок -- за Великую Россию" и помощник муниципального депутата. Летом участвовал в пикетированиях горсовета с советским флагом и иконой наперевес, произносил на камеру пламенные речи про антирусскую революцию троцкистов-космополитов, но, когда эти сборища стали разгонять уже по-взрослому, как-то ловко спрыгнул с темы, отделавшись легким испугом и двухдневным арестом. Некоторое время сидел тише воды ниже травы, по состоянию здоровья умудрился избежать мобилизации, а уже в пятьдесят первом всплыл на мелкой должности в одном из райкомов на западе области, куда война так и не добралась. Излишне говорить, что с тех пор он стал воплощением лояльности и верности "генеральной линии", административным энтузиастом, одним из тех, для кого библией является каждый последний по времени декрет Совета Коммун, человеком, по определению не ошибающимся по причине отсутствия собственного мнения. И карьера его с тех пор пошла в гору -- это ведь именно Мельников приезжал к нам выдать грамоту от горсовета за спасенные для государства сокровища. Правда, я чуть не испортила торжественный момент, не к месту вспомнив о его прошлом, но Матрос и Николай Андреевич не дали развить тему до полноценного скандала. И вот теперь -- такой поворот. В подобные моменты невольно задумываешься: может, мы действительно в свое время слишком мало расстреливали?

Опрашивали меня, как ни странно, больше не по кордовским делам, а по более раннему времени. Женщина в камуфляже особенно допытывалась, сколько же мне было лет, когда я стала активисткой Ревмолодежи. Сошлись на том, что около тринадцати с половиной. Председатель комиссии с брылями высказал некоторое недовольство тем, что в милицию я записалась, обманом изменив свой возраст, -- пришлось, сдерживаясь изо всех сил в выражениях, объяснять, что обмана никакого не было, просто кое-кто кое-где слегка закрыл глаза на некоторые формальные цифры в интересах революционной целесообразности, -- как будто это что-то плохое. Бывший сталинист отчего-то молчал, пока не добрались до краткого периода моих приключений в Крыму. Тут он попросил разрешения включить стереопроектор, чтобы показать краткий ролик "из открытых источников".

-- А як прийдеться стати з╕ збро╓ю в руках,

Бандера поведе нас -- зама╓ гордо стяг:

╤ сипнемо сто-тисяч у зуби сатан╕,

А решта люциферу -- чорти ми л╕сов╕!

Это мы с ребятами из моего взвода в гостях у смежного подразделения. Песни под гитару, спиртное льется рекой. Непривычно видеть себя пьяной, если честно, -- в милиции Коммун был довольно строгий сухой закон, так что за четыре года войны я так и не научилась пить по-настоящему, здесь же синячили вполне свободно, особенно после формального окончания операции. Мда, какая же я становлюсь милая и общительная, ужравшись, -- самой от себя тошно. Правда, непонятно, к чему это все демонстрируется здесь и сейчас.

-- Вот этот молодой человек, которому вы сейчас ерошите волосы, вы ведь помните его? -- спросил Мельников.

Я помнила. Такое довольно сложно забыть.

-- И вы, наверное, в курсе, что зовут его Тарас Удовиченко, что он убежденный украинский фашист и что именно он возглавил террористическую атаку на Совет Харьковской Коммуны в пятьдесят четвертом году?

О, я знала. Я знала даже то, что Удовиченко -- вовсе не настоящая фамилия Тараса, что никаким фашистом как минимум в пятьдесят втором году он еще не был, а был мальчиком с чудовищным количеством мусора в голове, где перемешались украинский национал-коммунизм, махновщина и убежденность в том, что УПА собиралась строить бесклассовое общество.