Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй

– Батюшка! — позвала его служанка. — Кто еще позаботится о вас, как не я! Глядите, я вам лучшего чаю заварила. А ваша молодая-то жена все еще в постели нежится. Что ж ее-то не попросите? Пусть бы она вас чаем-то угостила. — Как Юйцзань ни старалась, барич продолжал дремать и не подавал голоса. Она, наконец, не выдержала. — Так и будешь у меня клянчить, да? Храпит средь бела дня. Иль за ночь больно намаялся? Очнись! Чай остынет.

Барич проснулся и увидел Юйцзань.

– Чтоб тебе провалиться, рабское твое отродье! — заругался он. Поставь чай и убирайся отсюда!

Юйцзань от смущения вся покраснела, в сердцах поставила на стол чай и пошла к двери.

– Вот невежа! — ворчала она. — А я-то старалась! Дай, думаю, ему утречком пораньше чайку заварю. А он с бранью встречает. Что? Или я тебе дурна стала? Говорят, дурная в доме — клад, а от красивой — один разлад. Выходит, бывало ты глаза закрывал? Не замечал? Зачем же тогда меня на ночь звал, а? Или тебя не внешность моя интересовала?

Услыхав такое, барич Ли бросился из-за стола за служанкой и что есть силы дал ей сапогом пинка. У ошеломленной Юйцзань налились жилы и вытянулась шея. С тех пор она забросила белила и пудру, перестала заваривать чай и стряпать. При встречах с Юйлоу не звала ее матушкой, а обращалась на ты. В отсутствие посторонних она бесцеремонно рассаживалась рядом с новой хозяйкой у нее на кровати. Но Юйлоу на ее выходки не обращала внимания. Юйцзань не оставляла в покое и Ланьсян с Сяолуань.

– Сестрица, сестрица! — ворчала она на служанок, когда они оставались наедине. — Какая я вам сестрица! Я вам тетушка. Так меня и зовите! Меня со своей хозяйкой не равняйте! Я на целую голову выше ее. — Юйцзань помолчала и добавила. — Тетушкой зовите здесь, а не при хозяине, поняли? И слушайте мои распоряжения. Трудитесь старательно, с душой! А будете своевольничать, кочергой по спине пройдусь.

После того как Юйцзань убедилась, что хозяин перестал ее замечать, она совсем обленилась: спала до самого обеда, на кухню не показывалась, полы не подметала.

– Вы на Юйцзань не надейтесь, — наказывала своим служанкам Юйлоу. — Вам самим надо будет стряпать да батюшку кормить.

Юйцзань злилась, выходила из себя, старалась вызвать ссоры и перебранки, а когда заглядывала на кухню, либо обрушивалась на Сяолуань, либо поносила Ланьсян.

– Вот рабские отродья! Потаскухи проклятые! — ругалась она. — И крупу не враз рушат — партиями засыпают. Так кто же первой в дом пришел? Кто? Я или она, барыня ваша? Все хозяйство к рукам прибрала. Да с каким рвением! Меня покойница хозяйка никогда не позволяла себе по имени звать, а она? Не успела придти — и я уж ей Юйцзань! Или она думает, я ей подчинюсь?! Ее тут и в помине не было, а я с нашим батюшкой ложе делила. Мы с ним бывало только к обеду пробуждались. Как сахар с медом — друг от дружки не оторвут. Вот какая была любовь! Разлучила она нас, разбила мое счастье. В гостиную вытеснила, постели лишила, на холодной лавке спать заставила. Не насладиться мне больше с батюшкой, не вкусить удовольствия! Тяжко на сердце и пожаловаться некому. У Симэнь Цина третьей по счету жила и звать ее Юйлоу. Я ведь все знаю. Раз ты в дом вошла, должна была как-то и со мной посчитаться, а случись неприязнь какая — стерпеть. А то с каким гонором выступает, как важничает, распоряжается направо и налево. Неужели я должна под твоим началом жить! Или я твоя рабыня! Но ты меня вроде не покупала.

Юйцзань и не предполагала, что Юйлоу все слышала из спальни. Ей стало дурно, у нее тряслись руки, но поведать мужу она не решалась.

Стоял как-то жаркий день. И надо ж было тому случиться! Под вечер барич велел Юйцзань согреть ванну воды и принести в спальню. У него было желание принять ванну с Юйлоу.

– Пусть Ланьсян воды нагреет, — посоветовала Юйлоу. — Не надо было ее просить.

– А я как раз хочу, чтобы она, рабское отродье, потрудилась, — не послушался ее хозяин. Нечего ее баловать!

Юйцзань сразу смекнула. «Это хозяин с новой женой решил купаться, — думала она. — В орхидеевой воде омовение захотел совершить, как рыбы будут резвиться, как птицы взмывать ввысь». Не по себе стало Юйцзань. Она едва втащила ванну в спальню и грохнула ее на пол, потом принялась кипятить воду в котле.

– Вот шлюха-то! — ворчала она. — Таких еще не видывала. Своими причудами меня в могилу сведет. Настоящая проститутка! Каждые три дня ей ванну подавай. Я бывало месяцами не мылась, а тоже с хозяином спала и, кажется, своим видом не оскорбляла его божественного взора. Это потаскуха нарочно меня заставляет, доконать задумала.

Юйлоу опять выслушала злое бормотание служанки и не проронила ни слова. Но хозяин пришел в ярость. Раздетый, в одних домашних туфлях, он потянулся за палкой, которая висела над кроватью под самой балкой и хотел было догнать вышедшую из спальни Юйцзань, но его удержала Юйлоу.

– Да пусть ворчит, — уговаривала она барича. — Успокойся! Не стоит связываться. А то выйдешь разгоряченный — чего доброго, простудишься.

Однако хозяин не унимался.