Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй

И вот однажды командующий Чжоу, встав под голубой штандарт с иероглифом «Указ», повел войска в город. Когда вестовой доложил о прибытии Чжоу Сю, комиссар Чжан Шуе с областным правителем Дунпина Да Тяньдао выехали его встретить и, сопроводив в присутствие, после положенных приветствий держали военный совет. Донесения шли тревожные и срочные, поэтому на другой же день они двинули войска на защиту заставы, но не о том пойдет речь.

А пока расскажем о Хань Айцзе. Когда до нее дошли слухи об убийстве Чэнь Цзинцзи, она плакала дни и ночи напролет, перестала пить и есть, хотела одного — тотчас же отправиться в город и оплакивать убиенного Цзинцзи, а потом можно и умереть спокойно. Мать с отцом и все, кто был рядом, отговаривали ее, но она и слушать не желала. Пришлось Хань Даого посылать в город вышибалу. Цзинцзи, как оказалось, похоронили за городом у монастыря Вечного блаженства. Когда вышибала доложил об этом по возвращении, Айцзе решила непременно побывать на могиле Цзинцзи и возжечь жертвенные деньги. Она опять дала волю слезам. Ведь они были так близки. Родители ничего не могли поделать и, дав согласие, наняли дочери паланкин.

В монастыре Айцзе обратилась к настоятелю. Тот позвал послушника и велел проводить к свежей могиле за храмом. Выйдя из паланкина, Айцзе проследовала до могилы. Там она с поклонами предала огню жертвенные деньги и заголосила:

– Мой милый! Дорогой мой! Мечтала я с тобой прожить до старости в любви и согласии. Но так случилось, что тебя не стало вдруг!..

Айцзе громко разрыдалась и, лишившись сознания, упала, ударившись головою о землю. Перепуганные Хань Даого и Ван Шестая поспешно бросились к дочери, стараясь привести ее в себя и поднять, но она не подавала никаких признаков жизни. Родители испугались еще больше.

Это был третий день после похорон. Чуньмэй и вдова Гэ Цуйпин тоже прибыли на могилу в отдельных сопровождаемых слугами паланкинах. Они привезли с собой жертвенных животных и бумажные деньги. У могилы их взору предстала молодая особа. Она лежала в обмороке и около нее хлопотали мужчина и женщина средних лет.

– Кто вы будете? — спросила удивленная Чуньмэй.

Мужчина и женщина отвесили подошедшим поклоны и рассказали, в чем дело.

– А это наша дочка Айцзе, — заключил Хань Даого.

Имя Айцзе напомнило Чуньмэй дом Симэнь Цина, где они когда-то встречались. Узнала она и Ван Шестую. Хань Даого рассказал, как они вынуждены были покинуть дом государева наставника Цая и выехать из Восточной столицы.

– А дочка моя с господином Чэнем близка была, — продолжал он. — Как узнала, что с ним беда случилась, могилу захотела посетить, жертвы принести, а тут вот с ней обморок приключился.

Они долго еще отхаживали Айцзе. Потом у нее появилась пена на устах и она пришла в себя. Плакать она была уже не в силах и только всхлипывала, а когда поднялась с земли, приблизилась к Чуньмэй и Цуйпин.

– Мы были близки, хотя и не состояли в браке, — грациозно склонившись в поклоне, говорила Айцзе. — Он давал мне клятвы любви и верности до гроба. И я надеялась, что мы будем жить до смерти в любви и согласии. Но, видно, так было угодно Небу. Его не стало, и я брошена одна-одинешенька. Он ведь подарил мне сучжоуский шелковый платок с любовными стихами. Я знала, что у него есть жена и была согласна служить ему для услаждения. Может, вы сомневаетесь?

Айцзе достала из рукава платок и показала Чуньмэй и Цуйпин. На платке они прочитали четверостишие:

Мой сучжоуский платок причудлив узором.
Четкой кисти мазок, изящный и скорый.
Полон сладостных чувств Хань Пятой в подарок.
Пары фениксов пусть союз будет жарок.

– А я подарила ему маленький парчовый мешочек для благовоний, — продолжала Айцзе. — Он носил его на поясе. На мешочке пара неразлучных уточек и с обеих сторон двуглавые лотосы, а у каждого лепестка вышит иероглиф. Вся надпись гласит: «Его милости возлюбленному господину Чэню».

– Почему же я не видала этого мешочка? — спросила Чуньмэй у Цуйпин.

– Он носил его на жилете, — подтвердила Цуйпин. — Я ему в гроб положила.

После принесения жертв на могиле Чуньмэй с Цуйпин пригласили Айцзе и Ван Шестую в монастырь, где, испив чаю, все сели за трапезу.

Близился закат. Родители стали торопить дочь, но она не спешила.

– Не хочу я идти к отцу с матерью, — опустившись на колени перед Чуньмэй и Цуйпин, со слезами говорила Айцзе. — Мне хотелось бы остаться с вами, сестрица, чтобы вместе нам блюсти траур по мужу. Ведь и я удостоилась его милости. Я была его наложницей и желаю умереть рядом с его дщицей.

Цуйпин не проронила ни слова.

– Но ты еще совсем молода, сестрица! — отвечала ей Чуньмэй. — А жизнь вдовья нелегка. Смотри, не упустить бы лучшую пору.