Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй (金瓶梅)

– Прямо-таки не знаем, как вас и благодарить! – говорили подошедшие к столу военный губернатор Хоу и цензор Сун, обращаясь к Симэню. – Столько мы вам забот доставили! Если вам не хватило собранного серебра, мы восполним затраты. Примите нашу самую глубокую признательность и сердечную благодарность за нынешний прием.

– Что вы, господа! – Симэнь поспешно отвесил земной поклон. – Это мне следует благодарить вас за высокую честь, оказанную мне, недостойному, и за дорогие подношения, присланные накануне. Я счастлив, господа! Только покорнейше прошу меня простить за скромный прием в сем убогом жилище. Боюсь, не угодил я высоким гостям.

Цензор Сун еще раз поблагодарил хозяина и велел своим слугам готовить паланкин. Он и военный губернатор Хоу встали и начали откланиваться, за ними поднялись чины инспекторских и областных управлений. Столы сразу опустели. Вернувшись в залу, Симэнь распорядился угостить казенных актеров, и их отпустили. Оставлены были только четверо актеров. Столы, расположенные вне залы, были убраны слугами тех, кто за ними пировал, но не о том пойдет речь.

Было еще рано, и Симэнь велел слугам накрыть четыре стола. Все они ломились от яств. Были приглашены шурин У Старший, Ин Боцзюэ, Се Сида, сюцай Вэнь, приказчики Фу Цзысинь, Гань Чушэнь, Хань Даого, Бэнь Дичуань и Цуй Бэнь, а также зять Чэнь Цзинцзи. Большинство из них встали с зарею и крепко потрудились за день. Вскоре все сели за столы. Шурин У Старший, сюцай Вэнь, Ин Боцзюэ и Се Сида заняли почетные места, Симэнь сел за хозяина. Приказчики расположились по обеим сторонам. Подали вино.

– Досталось тебе, брат, нынче, а? – начал Боцзюэ. – Его превосходительство Лу доволен остался? Долго пировал?

– Его превосходительство всем остались вполне довольны, – отвечал Хань Даого. – А их сиятельства губернатор и цензор потом в благодарностях рассыпались.

– Ну, а кто бы еще в наших краях такое пиршество мог устроить? – говорил Боцзюэ. – Да никто! Не найдешь больше таких палат, это во-первых. А потом, к кому столько знати съедется? Принять больше тысячи – шутка ли? Да, брат, пришлось тебе тряхнуть мошной! Зато на весь Шаньдун слава.

– А среди гостей и мой почтенный наставник был, – заметил сюцай Вэнь. – Господин Чэнь, инспектор просвещения. – Это который же? – спросил Симэнь.

– А Чэнь Чжэнхуэй, – пояснил сюцай. – Его родитель, почтенный Чэнь Ляовэн, служил прокурором. Учитель Чэнь – уроженец уездного центра Цзюаньчэн в Хэнани. В двадцать девятый год жэнь-чэнь[41], восемнадцати лет от роду, императорский экзамен выдержал и получил звание цзиньши. Инспектором теперь служит. Огромной учености человек.

– Ему, стало быть, теперь всего лишь двадцать четвертый год идет, – сказал Симэнь.

Подали супы и рис. После угощения Симэнь позвал четверых актеров.

– Как вас зовут? – спросил он.

– Меня – Чжоу Цай, а их Лян До, Ма Чжэнь и Хань Би, – отрекомендовался певец.

– Ты, часом, не брат Хань Цзиньчуань? – поинтересовался Боцзюэ.

– Цзиньчуань и Юйчуань – мои сестры, – отвечал Хань Би, встав на колени.

– Вас накормили? – спросил Симэнь.

– Только что, – ответил Чжоу Цай.

Симэнь еще во время пира вдруг загрустил, вспомнив, что с ним нет Пинъэр.

– Спойте-ка «Цветы в Лоянском парке[42]», – велел он. – Знаете?

– Мы с Чжоу Цаем споем, – опустившись на колени, сказал Хань Би.

Они настроили цитру и лютню, ударили в кастаньеты и запели на мотив «Ликуют небеса»:

Цветы в Лоянском парке
Всю ночь освещены,
Сияет месяц яркий,
Глаза любви полны.
Купи скорее эти
Чудесные цветы,
У неба ясный месяц
Займи на время ты.
Душиста балюстрада,
Искриста и цветна,
Гуляет месяц праздно,
Вино допив до дна.
Но вдруг исчез проказник,
Опали лепестки,
Прощай, подлунный праздник,
Прими, юдоль тоски.
Цветы и месяц разве
Расстались навсегда?
Минуты счастья ради
Мне горевать года!
А осень бесконечна,
Разлука тяжела,
Любовь бесчеловечна, –
Зачем она ушла?!

Певцы умолкли, и Ин Боцзюэ заметил на глазах Симэня слезы.

– Только мне, брат, понятно твое состояние, – говорил Боцзюэ. – Я-то тебя знаю. Ты ведь вспомнил мою покойную невестку. Как же не грустить? Вы жили неразлучно, как два цветка на ветке, как пара уточек неразлучных.

– Легко тебе говорить! – отвечал Симэнь, глядя на подаваемые сладости. – Будь она жива, все бы своими руками приготовила. А теперь вон служанки варганят. Сам погляди, на что похоже. Я в рот брать брезгую.

– Судя по богатству и изысканности блюд, – вставил сюцай Вэнь, – вам, милостивый батюшка, по-моему, жаловаться не приходится, –