Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй (金瓶梅)

– Наша Гуйцзе с детства избалована и очень застенчива, – начала сидевшая рядом Гуйцин. – Перед гостями так сразу она петь не станет.

Симэнь позвал Дайаня, вынул из кошелька пять лянов серебра в слитке и положил на стол.

– Это не в расчет, – сказал он. – Гуйцзе на пудру и белила. На этих днях парчовые одежды пришлю.

Гуйцзе поспешно поднялась с места и поблагодарила Симэня. Потом она велела служанке отнести подарки и убрать со столика. Гуйцин она попросила сесть рядом.

Гуйцзе не торопясь слегка поправила прозрачный рукав, из которого свисала красная с серебряной нитью бахрома носового платочка, похожая на плывущие по реке лепестки, тряхнула юбкой и запела на мотив «Лечу на облаке»:

Достоинства мои – пример для вас,
О жительницы расписных террас.
Походка, речь и все мои манеры
О вкусе говорят, о чувстве меры.
Чуть шелохнусь, чуть поведу рукою –
Струится тонкий аромат рекою.
Едва ли не за каждое движенье
От всех приемлю знаки преклоненья,
И вся моя осанка говорит,
Что и в грязи – прозрачен, чист нефрит.
Как долго б эта песня ни звучала –
Пленила бы гостей и чаровала.
И каждый бы твердил здесь неустанно:
«Ну, чем не грезы самого Сян-вана!»

Гуйцзе умолкла. Симэнь Цин едва сдерживал себя от охватившего его восторга. Он приказал Дайаню отвести коня домой, а сам остался у Ли Гуйцзе. Коль скоро Симэню не терпелось насладиться юной певицей, а ее как могли на то толкали Ин Боцзюэ и Се Сида, желаемое скоро было достигнуто.

На другой день Симэнь наказал слуге принести из дому пятьдесят лянов серебра и купить в шелковой лавке четыре перемены нарядов, чтобы отпраздновать перемену прически у Гуйцзе[15]. Прослышала об этом и Ли Цзяоэр. Она, конечно, обрадовалась за свою племянницу и тотчас же передала ей с Дайанем слиток серебра на головные украшения и платья.

Не умолкала музыка и песни, не прекращались танцы и пляски. Пировали целых три дня. Ин Боцзюэ и Се Сида пригласили Молчуна Суня, Чжу Жиняня и Чан Шицзе. Они выложили по пять фэней серебра и пришли поздравить Гуйцзе. Ей устроили спальню, за которую полностью заплатил Симэнь.

Ликовал весь дом. Изо дня в день вино лилось рекой, но не о том пойдет речь.

Все новые песни и танцы подай богачу;
Иссякнет мошна – нищеты он познает мытарства.
Пора богачу обратиться с недугом к врачу.
Совет: бережливость – от бедности близкой лекарство.

Если хотите знать, что случилось потом, приходите в другой раз.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

ЦЗИНЬЛЯНЬ ПОЗОРИТ СЕБЯ ШАШНЯМИ СО СЛУГОЙ.

АСТРОЛОГ ЛЮ ЛОВКО ВЫМОГАЕТ ДЕНЬГИ.

Кто при деньгах, тот и могуч, и властен,

Симэнь лишь от мошны своей несчастен.

Раздоры в доме, свары да побои,

А где приличия? А где устои?

Дни богача-гуляки вечно праздны,

А ночи непотребны, безобразны.

Извечно так: в кармане звон монетный

Рождает буйство страсти мимолетной.

Так вот, полмесяца, должно быть, прожил Симэнь Цин у своей возлюбленной Гуйцзе. Юэнян то и дело посылала за ним слугу с лошадью, но всякий раз у Симэня прятали одежду и домой не пускали.

Тихо стало в доме Симэня. Брошенные жены не знали, чем заняться. Другие еще как-то терпели, только Пань Цзиньлянь – ей не было и тридцати – женщина в самом расцвете сил, у которой пламенем горела неугасимая страсть, да Мэн Юйлоу продолжали румяниться и пудриться. Не проходило и дня, чтобы они, разодетые, не выходили к воротам и не простаивали до самых сумерек, провожая взглядом прохожих. Они улыбались, и тогда в обрамлении алых уст у них сверкали белизною зубы.

Вечером, в спальне, Цзиньлянь ожидала мягкая постель под сиротливым пологом. Но одинокое ложе не располагало ко сну, и она выходила в сад, медленно прохаживалась по цветам и мху. Пляска месяца, отраженного в воде, устрашала ее напоминанием о неуловимости Симэня; утехи, которым беззастенчиво предавались разношерстные кошки, ее терзали.

В свое время вместе с Юйлоу в дом пришел Циньтун, слуга лет шестнадцати, который только стал носить прическу[1]. Это был красивый, ловкий и шустрый малый. Симэнь доверил ему ключи и поставил убирать и сторожить сад. Циньтун ночевал в сторожке у садовых ворот.