– Свят! Свят! — воскликнула Тао. — Я, сударыня, казенная сваха, и меня с другими, пожалуйста, не равняйте. Это они на обмане живут, а я говорю только то, что есть на самом деле. Я сказок не рассказываю. Знаю, его превосходительству уездному правителю за пятьдесят, а молодой барин — его единственный сын. Родился он под знаком лошади и ему тридцать первый год пойдет. Двадцать третьего дня в первой луне на свет появился, в час утренний под пятым знаком земной ветви чэнь[1]
. В императорском училище Сынов отечества состоит студентом высшей ступени, скоро станет цзюйжэнем, а то и цзиньши[2]. Большой учености человек! Постиг всех философов и поэтов. А какой стрелок и наездник! Словом, чего только не знает! Вот уж года два как жену схоронил. И прислуживает теперь ему всего-навсего одна-единственная служанка, самая что ни на есть обыкновенная. Еще с женой покойной в дом пришла. Так что молодому барину нужна супруга и хозяйка, да где ни искал, подходящую найти не может. Вот потому-то я вас и побеспокоила. Если сосватаю, меня от явок в управу обещали освободить и, само собой, щедро наградить серебром. Если, говорит, за меня пойдет, дом ее от всех повинностей освобожу, ни за поля, ни за родовое кладбище земельный налог платить не будет. А кто обижать посмеет, в управе тисков или палок отведает.– А дети у него есть? — продолжала расспрашивать Юйлоу. — Родом откуда? Может, выйдет срок службы и уедет за реки и горы? А у меня вся родня тут. Неужели и мне придется с ним ехать, а?
– Нет у молодого барина ни сынка, ни дочки, — успокаивала ее Тао. — Один-одинехонек. А родом они из уезда Цзаоцян Чжэньдинской области. Это под Северной столицей, на том берегу Хуанхэ. Шестьсот-семьсот ли отсюда, не больше. Обширными землями владеют. Табуны лошадей, а народу работящего и не счесть. В триумфальные ворота верхом въезжают. Они в честь его рода по Высочайшему повелению выстроены[3]
. Сколько блеску! Прохожие в сторону шарахаются. Старшей женой вас, сударыня, сделает, хозяйкой дома. А там, как чиновное звание получит, и вам титулы пожалуют. Знатной дамой станете, в парадные одеяния облачитесь, в благоуханном экипаже будете выезды делать. Поди, плохо!Выслушала ее Мэн Юйлоу и, готовая хоть тут же дать свое согласие, велела горничной Ланьсян накрыть стол, подать чаю и сладостей.
– Наверно, надоела я вам своими расспросами, — угощая сваху, говорила Юйлоу. — Вы уж на меня не обижайтесь. Свахи ведь обыкновенно такого наговорят. Наобещают горы, а коснешься — нет ничего. Не попасть бы на удочку. Вот чего боишься.
– Дорогая вы моя! — воскликнула Тао. — Не валите всех в одну кучу. Есть люди честные, есть и бессовестные. Верно, бывает дурной человек портит жизнь хорошему. Только я лгать не умею. Говорю что есть. Ближним жизнь устраиваю, доброе дело делаю. Так что, если вы решаетесь, сударыня, то прошу вас, дайте письменное согласие. Я его молодому барину вручу.
Юйлоу достала полосу красного шелку и велела Дайаню отнести в лавку приказчику Фу, чтобы тот написал все четыре числа полной даты ее рождения.
– Тебя в свое время тетушка Сюэ сватала, — вмешалась в разговор Юэнян. — Надо бы ее позвать. Если порядок блюсти, так пусть они вдвоем сватают.
Немного погодя Дайань ввел сваху Сюэ. Она приветствовала товарку поклоном, и они, выйдя вместе из дома Симэня, направились к баричу Ли в управу.
Когда две свахи, — а им палец в рот не клади, — возьмутся за дело, притом одна — хвалит невесту, а другая — жениха, то и Чанъэ из Лунных чертогов просватают, и святую деву с Шаманьей горы за царя Сяна выдадут.
– Значит, ты ее раньше сватала? — спросила по дороге Тао.
– Да, я самая, — отвечала Сюэ.
Сваха Тао перевела разговор на Мэн Юйлоу.
– А чья она родом будет? Ты ее девушкой сватала?
Тогда сваха Сюэ развернула шелк. На нем было начертано следующее:
«Женщина тридцати семи лет от роду. Появилась на свет в полуночный час под первым знаком земной ветви цзы в одиннадцатую луну двадцать седьмого дня».
– Не показалась бы жениху такая невеста слишком старой, — заметила Тао. — Ему ведь лишь тридцать первый год. Что тогда делать? На целых шесть лет старше[4]
.– Давай с уличным гадателем посоветуемся, а? — предложила Сюэ. — Что он скажет. Если их даты не сойдутся, ей возраст убавим. По-моему, тут нет ничего предосудительного.
Они продолжали свой путь, но им не попадался ни один бродячий гадатель.
Наконец, вдали, к югу от дороги, они заметили черную полотняную палатку предсказателя судьбы. У входа висели написанные крупными иероглифами надписи. По одну сторону надпись гласила: «Цзыпин предвещает знатным и худородным, железной кистью предписывает расцвет и увяданье». По другую сторону было написано: «Всякому, кто пожелает узнать судьбу, предсказывает прямо и нелицеприятно».
В палатке стоял стол, за которым сидел старый предсказатель. Свахи поприветствовали его. Он предложил им присаживаться.