Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй (金瓶梅)

Пинъэр и Симэнь поиграли на пальцах, выпили по нескольку чарок, а потом расставили на столе, застеленном пурпурной скатертью, тридцать две фишки из слоновой кости и под лампой принялись играть в домино[3]. Пинъэр велела Инчунь и Сючунь посветить им свечой в спальне. Надобно сказать, что после смерти Хуа Цзысюя и Инчунь, и Сючунь были в близких отношениях с Симэнем, и любовники от них не таились. Горничные приготовили постель и принесли в спальню вина и фруктов. Из-за лилового парчового полога виднелась благоухающая пышная Ли Пинъэр. Прильнув к ней, сидел Симэнь Цин. Они играли в домино и осушали большие кубки.

– Когда же начнется перестройка дома? – спросила Пинъэр.

– Во второй луне. Обе усадьбы соединим в одну, расширим сад. Впереди будет искусственная гора и крытая галерея, в саду террасы для увеселений и просторный терем Любования цветами.

– Здесь, за кроватью, – Пинъэр показала пальцем, – в коробках из-под чая лежит сорок цзиней благовоний, двести лянов белого воску, две шкатулки с ртутью и восемьдесят цзиней черного перцу. Возьми все и продай, а деньги пусть пойдут на постройку. Если не хочешь пренебречь мной, скажи, пожалуйста, Старшей госпоже, что я желала бы стать ее младшей сестрой, какой по счету – мне все равно. Дорогой мой, не могу я жить без тебя.

У Ли Пинъэр ручьем хлынули слезы.

– Твое желание я очень хорошо понимаю, – прикладывая ей к глазам платок, говорил Симэнь. – Погоди, вот пройдет срок траура, закончится стройка… А сейчас и жить-то тебе будет негде.

– Раз ты действительно хочешь взять меня, то я сочла бы за лучшее жить вместе с госпожой Пятой. Она такая хорошая! Да и госпожа Мэн была со мной очень приветлива. Они так просто держались! Можно подумать, что их одна мать родила. А у Старшей госпожи, должно быть, дурной характер. Так глазами и зыркает.

– Нет, Старшая у меня покладистая, а то разве допустила бы столько женщин в доме держать! – возразил Симэнь. – Ну, а если построю тебе просторный флигель с калитками по обеим сторонам, что тогда скажешь?

– О чем мне еще мечтать, дорогой!

До четвертой стражи, не зная меры, резвились, порхали неутомимые феникс и его подруга, потом уснули, обняв друг друга, и едва встали к полудню. Пинъэр не успела причесаться, когда Инчунь принесла рисовый отвар. Только они коснулись риса, как подали вино, и они наполнили чарки.

Надобно сказать, что Пинъэр предпочитала резвиться на четвереньках и попросила Симэня сесть на постель, чтобы «поставить цветок в перевернутую вазу». В самый разгар скачек в дверь постучал Дайань. Он уже прибыл за хозяином и привел коня.

Симэнь подозвал его под окно и спросил, в чем дело.

– Купцы из Сычуани и Гуандуна[4] пожаловали. Сколько у них товару! С дядей Фу торговались. При заключении сделки просят всего сто лянов, за остальными приедут в середине восьмой луны. Старшая госпожа за вами послала.

– Не проговорился, где я? – спросил Симэнь.

– Что вы! Хозяин, говорю, у Гуйцзе находится.

– Нет у людей смекалки! К чему меня звать, когда приказчик Фу и сам мог бы управиться?

– Дядя Фу уж и так толковал с ними, и эдак, а они ни в какую. Твердят: без хозяина не будем контракт подписывать, да и только.

– Если зовут, так ступай, – вмешалась Пинъэр.– Госпожу Старшую на грех не наводи. Дело на безделье не меняют.

– Знала бы ты это сучье отродье! – заругался Симэнь. – Ведь как они, дикари проклятые, торгуют! Сами же время упустят, а как увидят, что товар некому сбыть, так и заявляются, навязывают: полгода, мол, деньги подождем. А попробуй их уважь, сразу нос задерут. Да только во всем Цинхэ другой такой лавки, как моя, не сыщешь. Самый большой оборот у меня! Так что мне волноваться не приходится: сколько я им не выложу, все равно ко мне придут.

– В торговле ладить перестанешь, недругов наживешь, – говорила Пинъэр. – Иди домой, послушай меня. А управишься с делами, придешь. Ведь впереди деньков – как на иве листков.

Симэнь внял совету Пинъэр и стал не спеша собираться: причесался, умылся, повязал голову и оделся. Хозяйка хотела попотчевать его завтраком, но он отказался, приладил головную повязку и поскакал верхом домой. Его поджидали человек пять торговцев.

Покончив с расчетами и контрактом, Симэнь простился с купцами и направился к Цзиньлянь.

– Где ты пропадал всю ночь? – сразу спросила его Цзиньлянь. – Говори правду, а то смотри, такой шум подыму…

– Пока вы были в гостях у госпожи Хуа, – отвечал Симэнь, – мы с друзьями полюбовались немного фонарным карнавалом, потом к певицам заглянули. Там и пировали всю ночь, а утром слуга за мной приехал.